Босс моего бывшего

От мыслей о Стасе неприятно ёкает сердце. Ненавижу узнавать чьи-то секреты и влезать в корзины с грязным бельём, но и молчать… как молчать, когда лучшему другу наставляют рога? В отличие от меня, Стас искренне счастлив в своём браке, жену любит, жить без неё не может. Гадство… будь он кобелём, всё было бы проще, но он же верный и примерный – этим очень Варю напоминает.

Рассматриваю дом, вглядываюсь в окно супружеской спальни, в которой давно уже не живёт любовь, а постель с одной стороны всегда пуста и холодна. Там, за стеклом, горит тусклый свет, но мне не хочется на него лететь.

Однажды возвращение домой превратилось в наказание. Каторга, на которую мы с Юлей сами себя обрекли и только мучаем друг друга иллюзией семьи.

Стоит переступить порог, меня окутывает стылая тишина – будто в склеп попал. Щёлкаю выключателем, загорается десяток потолочных светильников, выставляя напоказ стерильную чистоту словно бы нежилого помещения.

Шорох одежды, звук торопливых шагов, и в холл выбегает Надежда, наша экономка. В этом доме работают только проверенные годами люди, на которых можно положиться – они умеют хранить секреты.

– Дмитрий Николаевич, Юлия Евгеньевна с утра из комнаты не выходила, – Надя по-настоящему встревожена, а я бросаю пиджак на банкетку и устало прикрываю глаза.

– Снова плачет?

Надя пожимает плечами, отводя взгляд.

– Владлен Филиппович приходил днём, просил вас с ним связаться.

Владлен – личный психоаналитик моей жены. Помогает ей справиться со своими демонами, но без особых успехов.

– Хорошо, Надежда, можешь идти отдыхать.

Хватит на сегодня – она уже выполнила все свои обязанности. И, зная мою жену, даже сверх положенного.

Не знаю, что держит Надежду в этом дурдоме. Возможно, преданность нашей семье, а может быть, щедрая зарплата и премии – денег я не жалею. Но понял бы, захоти она сбежать. Понял и не осудил. Мне самому с каждым днём всё труднее возвращаться, а в последние полгода вовсе невыносимо.

Юля встречает меня на площадке второго этажа. Как всегда безупречно красивая, бледная, в струящемся по телу светлом платье. О том, что она рыдала, несложно догадаться по припухшим красным векам и лихорадочному румянцу на высоких скулах.

От неё пахнет алкоголем – добрая традиция последних лет, хотя Юля в упор не хочет признавать, что медленно, но уверенно спивается. Ей кажется, что если она будет вливать в себя не деревенский самогон или дешёвую водку, а элитный коньяк и вина с юга Франции, то её печень не откажет. Наивная.

– Дима, ты пришёл, – её слова звучат, как обвинение во всех смертных грехах. Пухлые, благодаря косметологии, губы кривятся в брезгливой усмешке, а под бледной тонкой кожей выделяется жилка на виске. – Уже не верилось, что увижу тебя сегодня.

Она что-то ещё хочет сказать, в обвинительном жесте взмахивает рукой, но Юлю вдруг ведёт. Охает, цепляется руками за перила, бросая на меня мимолётный жалобный взгляд. В нём мольба о помощи, но жена прикрывает глаза, возвращая на лицо надменную маску.

– Я пришёл, Юля, – поднимаюсь по лестнице и, остановившись на последней ступеньке, всё равно смотрю на жену сверху вниз. – Ты опять пила?

Юля распахивает глаза, фыркает возмущённо и подаётся назад, словно это поможет мне не услышать стойкий аромат переработанных организмом спиртов.

– Да как ты смеешь?! – шипит, до побелевших костяшек сжимая поручень. – Это лекарства, мне Владлен прописал. Один препарат на спирту, вот и запах.

Она торопливо оправдывается, облизывая губы, а я обвожу взглядом пустой коридор за её спиной.

– Ага, старая добрая настойка пиона. Это давно уже не смешно, не старайся.

Что ещё держит меня в этом доме, кроме чувства вины перед женой? Не знаю… и можно ли так долго игнорировать собственные желания, стремления, лишать себя возможности быть счастливым только потому, что однажды причинил Юле боль?

Я очень перед ней виноват и мне не под силу исправить прошлое. Но и жить так больше не могу. Пусть Юля считает меня дерьмом, пусть ненавидит, проклинает и даже полощет моё имя в газетах – на всё готов. Быть только с ней больше не готов, устал до тошноты.

Когда мы только познакомились, Юля мне казалась эльфийской принцессой, сошедшей со страниц фэнтезийного романа: маленькая, хрупкая, с горящими вечным восторгом огромными голубыми глазами. Прошло двадцать лет, и любовь превратилась в чувство вины, от которого я натурально задыхаюсь. Не могу больше. Сдаюсь.

– Юль, давай разведёмся? – я кладу руку ей на плечо, легонько сжимаю.

В тишине слышен только звук прерывистого дыхания. Юля моргает, напряжённо разглядывает меня, словно незнакомца. Или, может быть, видит перед собой безумца, у которого внезапно слетела крыша.

– Дима, ты о чём? – спрашивает, и в тихом голосе, помимо удивления, отчётливые нотки паники. – Нет-нет, даже слышать не хочу. Глупости какие-то говоришь. Какой развод? Ерунда.

И почему я надеялся на что-то другое?

Юля мотает головой, похожая на обиженного ребёнка. Губу закусывает, хмурится и снова головой качает, повторяя тихое: “Нет”.