Босоногие Ангелы, или Как взлететь над собой

Кстати, примерно в XIII веке, некто Альберт Магнус, немецкий ученый, умудрился доказать в своем научном трактате, что пигмеи ВОВСЕ не люди. Потому как они не обладают философией, не знают искусств и не имеют стыда… И ссылался в своих изысканиях доктор теологии не на кого-нибудь, а на самого Аристотеля. И целых пять веков после этого сам факт существования пигмеев, с их ценнейшей культурой и этнографической неповторимостью игнорировался мировым сообществом примерно так же, как рассказы о людях с пёсьими головами, циклопами и гипербореями.

И лишь в конце позапрошлого века, путешественники, изучавшие Африку, принесли в цивилизованный мир новые, но очень скудные сведения о маленьких людях. Безусловно, особую лепту в эти изыскания внесли Поль Дю Шайю, немецкий географ Георг Швайнфурт и журналист-авантюрист американец Генри Мортон Стэнли.

Так, в частности, Генри Мортон Стэнли описывал племя пигмеев, проживающее в непроходимых джунглях на границе Камеруна и ЦАРа. В европейских журналах это племя называлось багелли. Багелли считались кровожадными, нелюдимыми, очень опасными.

Те, кто хорошо меня знает, поймут, почему из всех возможных племен пигмеев я выбрал для экспедиции район проживания багелли. Я не верю в необоснованную кровожадность и считаю, что более всего люди склонны пугать тем, что трудно достижимо и трудно изучаемо.

Чтобы не утомлять вас подробностями организации экспедиции и нашего проживания в племени бонго-бонго, входящего в состав большого объединения багелли (этой поездке посвящена наша книга «Зов Убанги»), я сразу остановлюсь на тех моментах, ради которых и затеял этот рассказ. Я расскажу о фантастической, непостижимой и сверхъестественной интуиции пигмеев, научиться которой я пытался в течение всего месяца, проведенного в джунглях.

Начну с того, что название племени бонго-бонго – очень условно. Просто язык пигмеев очень быстр, стремителен и включает в себя многократные повторения. На вопрос: «Кто вы?» – пигмеи, по птичьи щебеча, повторяют «обонго-обонго-обонго»… «Бонго-бонго», – утомившись, сообщает нам переводчик и гид Ричард Око.

Их хижины трудно принять за человеческое жилье. Они настолько малы, что напоминают шалаш для крупной овчарки. Представить, что в нём может жить семья из трех-четырех человек почти невозможно. Кожа у пигмеев чуть светлее, чем у их высокорослых африканских собратьев и ощутимо желтее. Образ жизни они ведут кочевой, однако никогда не покидают район, обжитой их предками исторически. В этом они чем-то схожи с нашими цыганами. Табор может кочевать из села в село, но, так скажем, в пределах одной или двух областей республики.

Основным парадоксом общины маленьких людей можно назвать уникальное сочетание робости и воинственности. Они стеснительны и наивны перед чужой щедростью, с радостью принимают подарки, готовы делить с гостями кров и скудную пищу, но они мгновенно улавливают чужую агрессию, превращаясь в бесстрашных и беспощадных охотников-дикарей. Всё дело в нюансах вашего поведения, и в той нечеловеческой интуиции, которой пигмеи наделены буквально от рождения.

Если вспомнить одну из расистских научных теорий, которая утверждает, что человечество прошло в своем развитии три стадии – детскую, юношескую и зрелую, то следует, что одни народы («цивилизованные») находятся на взрослой ступени развития, а другие задержались на детской, начальной фазе. Пигмеи с их большой головой, выпуклым лбом и, главное, маленьким – «детским» ростом как нельзя лучше, по мнению этих «ученых», иллюстрируют данное расистское положение. Я в корне не согласен с этой теорией. «Детскость» пигмеев – это не свидетельство их инфантильности. Наоборот! Именно в детстве, мы зачастую мудрее и проницательнее любого взрослого. Наша интуиция хранит нас во многих случаях лучше самых строгих нянек и самых любящих родителей. А умничанье – убивает многое из того, что заложено при рождении. Помните, как у Бенджамина Хоффа: «Кролик – он умный! – сказал Пух в раздумье. – У него настоящие Мозги. – Наступило долгое молчание. – Наверно, поэтому, – сказал наконец Пух, – Кролик никогда, ничего не понимает!»

Теперь представьте.

Раннее утро. Ночь доживает свои последние часы. Прохладный дождь барабанит по пальмовой крыше нашей легкой хижины. Тишина такая, что мельчайшие, как пыль, водяные брызги взрываются в не выспавшейся голове раскатистым там-тамом. Мы выходим на поляну, куда вместе с нами подтягиваются из своих шалашиков пигмейские мужчины. Они приходят покурить и выпить кофе, который каждое утро варит в консервной банке на костре мой приятель, Андрей Шереметьев. Сей своеобразный напиток из цикория (которого здесь прорва) и растворимого «Нескафе» (который уже в первые дни стал жутким дефицитом) он, по недоразумению, гордо именует «кофе по-пинмейски» и приходит в полный восторг от того, что бонго-бонго потихоньку становятся записными кофеманами.