Бородинская битва

Казалось, что с наступлением мрака сражение прекратилось, потому что пальба с неприятельской стороны затихла. Когда совсем смерклось, послышалось между редутом и Шевардиным приближение войск. Сперва нельзя было в темноте увидеть числа их. Загоревшиеся в расположении неприятельском стоги сена озарили светом своим густую колонну, направлявшуюся косвенно в правый фланг наш. Князь Горчаков послал за 2-й кирасирской дивизией, а Неверовскому с 27-й дивизией велел остановить французов, которые в темноте не могли видеть русских войск. Неверовский приказал бывшему впереди полку ссыпать порох с полок, и подойдя к неприятелю, ударить в штыки. Приказание исполнено в мертвой тишине. Взятые внезапно во фланг, французы оробели, остановились, побежали. Наши смешались с врагами, кололи и гнали их. Подоспела 2-я кирасирская дивизия и довершила поражение неприятеля, принужденного в бегстве своем бросить 5 орудий. Три подбитые пушки остались на месте, две вывезены кирасирами. Сражение прекратилось. К полуночи заметили снова приближение французских колонн. Долее удерживать редут стало бесполезно, по отдаленности его от позиции. Главнокомандующий велел князю Горчакову отступить».

Несколько иное описание Шевардинского боя даст с французской стороны Сегюр: «Тотчас были захвачены деревни и леса. На левом фланге и в центре — это были Итальянская армия, дивизия Компана и Мюрата; на правом фланге — Понятовский. Атака стала всеобщей, так как армия Италии и Польская появились одновременно на двух крылах большой императорской колонны. Эти три массы отбросили на Бородино русские арьергарды, и вся война сконцентрировалась на одном участке. Прикрытие было снято, и был открыт первый русский редут; слишком выдвинутый вперед от левого фланга их позиции, он защищал его, не будучи сам защищенным. Неровности местности должны были стать его преградой».

И снова, несмотря на отличия, описание указывает на редут как на преграду к развертыванию и показывает атаку французов с марша, без предварительного развертывания и рекогносцировки, на русское укрепление.

Далее Сегюр пишет: «Компан ловко воспользовался рельефом местности, ее возвышения послужили платформой его пушкам, чтобы бить по редуту, и убежищем его пехоте, чтобы построить ее в колонны для атаки. 61-й полк шел первым: редут был взят одним махом и в штыки, но Багратион послал подкрепления, и его отбили. Три раза 61-й полк вырывал его у русских и три раза он был отбит, но наконец он был удержан, весь окровавленный и наполовину разрушенный.

На следующий день, когда император делал смотр этому полку, он спросил, где же его третий батальон: «Он остался на редуте!» — ответил ему полковник. Но дело не было еще закончено там: соседний лес кишел еще русскими стрелками; они выходили каждую минуту из этого логова, чтобы возобновить свои атаки, которые поддерживали три дивизии. Наконец атака Шевардина Мораном и та, что из лесов Ельни Понятовского докончили надоевшие войска Багратиона, и кавалерия Мюрата очистила равнину. Это стало результатом упорства испанского полка, который обескуражил врагов: они уступили, и этот редут, который был аванпостом, стал теперь нашим <…>

Император спал мало. Генерал Коленкур пришел с захваченного редута. Ни одного пленного не попало в наши руки, и Наполеон, удивленный, забросал его своими вопросами. «Разве его кавалерия не атаковала вовремя? А эти русские решили победить или умереть?» Ему ответили, что, доведенные до фанатизма их военачальниками и привыкшие драться с турками, которые кончают своих пленных, они предпочли покончить с собой, чем сдаться противнику. Император погрузился тогда в глубокое раздумье».

Старший из Коленкуров, бывший посол в России, описывал бой за Шевардино более кратко и еще менее героически для русских: «Император оставался лишь один момент в своей палатке, находившейся, по обыкновению, в центре гвардейского каре, а затем поспешил туда, где наше правое крыло атаковало два редута, поддерживающих левый фланг неприятеля».