Бородатая банда

Я нашел на карте относительно подходящее место для незаметной из села посадки вертолетов, более того, учел то, что ветер, согласно данным моей встроенной в коммуникатор метеостанции, идет от села и будет таким же устойчивым, согласно прогнозу, до обеда. Отметил точку и сразу же переслал карту с отметкой майору Покрышкину. Едва я снова включил связь внутри взвода, как меня вызвал старший сержант Лысаков.

— Товарищ Добрыня, у нас тут неприятности…

— Слушаю тебя. Докладывай!

— Вы приказали пленных не брать, а у нас тут пленник. Он за миномет спрятался. Сам миномет перевернул, накрылся опорной плитой. В нее несколько пуль попало, а его не задело. Говорит, он сириец, которого силой привезли сюда, по национальности алавит. Это, насколько я понимаю, минометчик, что уголовников накрыл. Не стрелять же в него…

— Как ты с сирийцем общаешься? На арабском или на алавитском?[26]

— Он по-русски немного разговаривает. Говорит, что родился в Дагестане. Он уже немолодой. На коленях стоит, просит не убивать. Что с ним делать?

— Веди ко мне, я поговорю, хотя ни арабского, ни алавитского не знаю. И всю группу выводи.

Сержант Корнелазов затребовал индивидуальную связь. Я нажатием кнопки на коммуникаторе выразил согласие. Но уже знал, что командир второго отделения мне сообщит. И понимал, почему он затребовал индивидуальный канал.

— Товарищ Добрыня, операция закончена. Добили трех бандитов, они отстреливаться пытались. Раненые были. Один из них — повар. Или прикидывался поваром. Я посмотрел, у него все плечо синее. Только что из автомата стрелял. Посадил его на плиту и там пристрелил. Пусть жарится…

— Ты это хотел по закрытому каналу сообщить?

— Нет, товарищ старший лейтенант… Тут на втором этаже комната есть. Там женщина и три ребенка. Их осколками гранаты убило. Гражданские, понятно…

— Это семья имама. Кто их еще видел?

— Никто. Я сразу солдат по другим комнатам послал…

— Понял. Передай мой приказ. Срочно всем выходить. Если свидетели вдруг высунутся из соседних домов, знаешь, что делать. Нас в селе не было… Уходить всем быстро и аккуратно… Если потребуется, бежать ползком…

* * *

Первым на высоту, где в окружении восьми незадействованных солдат я дожидался сбора взвода, прибыла группа, которая находилась ближе других — старший сержант Лысаков с двумя солдатами и с ними сириец-алавит. Я молча показал сирийцу на камень, сам сел на соседний и выставил свой планшетник, чтобы произвести видеосъемку допроса. Иногда бывает необходимым что-то вспомнить, на чем-то заострить внимание, и видеосъемка помогает это сделать.

— Рассказывай… Кто такой, как попал в Сирию, как сюда вернулся? С какой целью?

Сириец-алавит сел на камень. Он выглядел усталым и подавленным. Скорее всего, именно подавленностью и испугом и была вызвана его усталость. Я дал ему свою флягу с водой. Он выпил все до капли. При испуге всегда во рту пересыхает, и вода в этом случае хорошо помогает.

— Я в Каспийске родился. В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, ребенком пяти лет от роду с родителями уехал в Сирию. Мой отец был инженером-нефтяником. Он в Москве учился, потом работал в Каспийске на станции перекачки нефти. Потом его домой позвали. Дома специалисты нужны были.

Он волновался и потому говорил так быстро, словно я обещал за медленный рассказ расстрелять его. Но я проявлял терпение. Тем более что не все мои группы еще собрались. Время послушать было.

Меня смущал один факт. Если он в пять лет уехал из России, да еще так давно, то он должен был бы полностью русский язык забыть. А он говорил достаточно бегло. Но пока я не стал его об этом спрашивать, не давая возможности что-то придумать заранее. А его акцент мог бы, наверное, сказать что-то только специалистам. Мне лично он ничего не говорил. Специалисты же различают даже несколько дагестанских и чеченских акцентов и могут сказать точно, где этот человек жил и где русским языком овладевал.

— Дальше, дальше… — поторопил я.

— Дальше… Я жил в Сирии, там учился, стал инженером-механиком по промышленным холодильным установкам. Работал в Восточном Алеппо на хладокомбинате, там женился, троих детей родил. Квартиру купил… Хорошо, в общем-то, жил, не бедно. Потом пришли эти… Из ДАИШ… Наши кварталы захватили. Других алавитов казнили. У меня жена была арабка. И потому я выдал себя за араба. Меня забрали в армию. Насильно забрали. Научили из миномета стрелять. У меня хорошо получалось. Но я не хотел с алавитами воевать. И когда сирийская армия наступала, я попытался сбежать к ним, сдаться хотел. Меня поймали, пытали, а потом расстреляли. Но не смогли до конца добить. Им помешали. Отряд сирийской армии подошел, но они тоже приняли меня за мертвого и не забрали с собой. А потом подошла разведгруппа во главе с Джахпаром Махадовым. Джахпар приказал осмотреть меня. Он думал, что меня сирийцы ранили. Убедился, что я жив, и приказал с собой забрать. Меня вылечили. И Джахпар оставил меня при себе, как слугу. А когда его сюда послали, к имаму Гаджимагомедову, он меня с собой взял. Считал, что я ему за спасение должен до конца дней своих служить.