— Товарищ Добрыня, — снова вступил в разговор сержант Корнелазов. Говорил он едва слышным шепотом, но микрофон голос улавливал и доносил его вполне различимо. — Из машины вышли пятеро. Двинулись к калитке. Там их еще человек встретил. Повел в дом. А первый пошел в сторону мечети, через дорогу. Опа! У нас обострение. Из машины двое выскочили с автоматами. Ругаются на первого по-русски, матом. Это единственное, что я из их разговора понять могу. Не хотят первого в мечеть пускать. А двое других, что из ворот с первым вышли, на них стволы наставили. Опасная ситуация. Но первый, видимо, миролюбиво настроен. Спокойно что-то объясняет. Несколько раз слово «намаз» прозвучало. Говорит, видимо, что мечеть следует к намазу подготовить. Тогда, скорее всего, этот дом самому имаму и принадлежит. Все. Разговор закончен. Двое согласились с доводами. Как под стволами упираться будешь! Первый ушел в сторону мечети. Постучал в калитку. Ему сразу открыли и запустили. Мне уже ничего за забором не видно.
— Елфимов! — позвал я снайпера. — Что остальные?
— Залегли на откосе с биноклем. Стволы смотрят в сторону села. На полпути к вам, товарищ Добрыня. Я их в прицел рассматриваю, пытаюсь понять, что за люди. Только одного сумел рассмотреть — весь «расписной».
— Может, уголовники? Проявили желание на имама наехать? Рисковые, значит, ребята. Или силу за спиной чувствуют.
— Возможно. Хотя сейчас «расписных» везде полно. Но современные татуировки, насколько я знаю, другие. Здесь больше похоже на уголовные татуировки. Но утверждать, товарищ Добрыня, не берусь, я в этом деле не специалист. Да и разобрать в прицел трудно.
Вообще-то, по правилам работы в эфире, мой позывной следует произносить просто как «Добрыня», без слова «товарищ», но солдаты и сержанты привыкли обращаться к своему командиру «товарищ старший лейтенант», и им сложно отбрасывать первое слово при обращении в эфире. Я раньше несколько раз делал замечания, но, поскольку коммуникатор «Стрелец» работает в закрытом канале, не поддающемся сиюминутному прослушиванию самыми современными средствами пеленга и дешифровки, я сильно не настаивал, в итоге со временем все стали говорить при связи именно так. И даже позволяли себе обращаться ко мне по званию, что при работе в открытом канале недопустимо. Здесь это было можно, поскольку система коммуникации сама зашифровывала и расшифровывала разговоры и при этом не допускала к расшифровке чужих.
Меня в происходящем не совсем устраивало то, что новые действующие лица не подошли к нам ближе.
— Елфимов! А выше подняться они не желают?
— Не похоже. Они там залегли, позицию заняли. Оттуда двор с индикатором нормально просматривается. Кстати, у них есть снайперская винтовка.
Дело, видимо, обстояло проще. Мы забрались выше, чтобы больше видеть, и обязательно хотели просматривать двор мечети и стройку. А они удовлетворились одним двором большого дома и самим домом. Двор мечети, похоже, вновь прибывшие обстреливать не собирались. Хотя у меня были сомнения по поводу их трепетного отношения к религиозным постройкам.
Окажись они ближе и пожелай занять нашу позицию, они подверглись бы обязательному уничтожению. Я просто приказал бы оставшимся со мной восьмерым бойцам спрятаться среди скал. А потом мы атаковали бы их с тыла и уничтожили до того, как они сообразили бы обернуться, даже не прибегая к огнестрельному оружию. Просто малыми саперными лопатками перерубили бы их, чтобы не выдавать себя лязганьем затвора. На короткой дистанции глушитель автомата не играет никакой роли. Затвор выдает стрелка. И потому остро отточенная лопатка, которая рубит сильнее боевого средневекового топора, в подобной ситуации — лучшее оружие. А если учесть мастерство, с которым мои солдаты владеют этим видом холодного оружия, и скорость, с которой наносятся один за другим несколько ударов, противника можно считать обреченным.
Тем более семеро уехали в село, и против нас могли выступить только семнадцать человек. Нас же вместе со мной — девять. По два на каждого солдата и один для меня. Справились бы без труда. Распределять объекты атаки среди солдат не требуется. Они и без того знают свое место в строю и в том же порядке привыкли атаковать. Порядок распределяется справа налево и соблюдается и при стрельбе, и при рукопашной атаке.
Но эти подниматься не пожелали и потому остались живы. Однако надолго ли — этого я не знал. Я еще не принял решение, хотя уже заглянул в свой коммуникатор и просчитал вариант сближения. Мы вполне имели возможность незамеченными подобраться к ним даже на их нынешней позиции и атаковать на месте, которое они выбрали для собственной атаки.