Борька, я и невидимка

– И попробую. – Я соскочил с парты и сказал Борьке: – Борька, покарауль у двери. Если Елизавета Максимовна пойдет…

– Не надо, Костя, – ответил Борька. – Сейчас придет кто-нибудь. Лучше потом.

Но я так разозлился за Геру, что мне уже ничего не было страшно. Наоборот, мне было даже как будто весело.

– Ты председатель отряда, и тебе нельзя драться, – сказал я Борьке. – Не бойся. Я тоже драться не буду. Только разорву ему гимнастерку. Ведь Елизавета Максимовна всегда говорит: никогда не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Вот я и не буду откладывать. А ты покарауль.

Борька направился к двери.

А я подошел к Дутову.

Я протянул руку. Дутов с размаху ударил меня по голове. И тут на него бросились все ребята. Оказалось, что Дутов вовсе уж не такой большой. Его облепили со всех сторон, и никак нельзя было просунуть руку, чтобы его стукнуть. Я хотел дотянуться до гимнастерки, чтобы ее разорвать, но ничего не получилось. Получилась куча-мала, а Дутов был где-то внутри. На конец мы засунули его под парту и не выпускали оттуда, хотя он щипал нас за ноги.

– Идет! – крикнул Борька. Все разбежались по местам.

Открылась дверь, и на пороге показалась Елизавета Максимовна. Она была одна.

Дутов ворочался под партой; он никак не мог вылезти – его затиснули между перекладинами.

– Что ты там делаешь, Дутов?

Дутов только пыхтел. Наконец он выбрался и, весь красный, с расстегнутым воротом, уселся на скамейку.

– В чем дело, Дутов?

– Пых… – сказал Дутов. – Пых… Искал… промокашку…

Мы захохотали так, что с потолка даже мел посыпался.

– Сидите тише и не превращайте собрание в забаву, – сказала Елизавета Максимовна. – А ты, Дутов?.. Нечего сказать, хорош звеньевой.

– Я не буду… пых… звеньевым…

– Почему не будешь?

Дутов уставился в парту и запыхтел еще сильнее.

– Что здесь произошло? Староста!

Встала Вика Данилова.

– Ничего, Елизавета Максимовна. Мы сидели и ждали.

– Таланов?

Встал Борька.

– Ничего, Елизавета Максимовна. Мы просто… сидели.

– Дутов?

Встал Дутов. Он краснел и пыхтел. И… молчал.

– Я жду, Дутов.

Дутов прямо завертелся на месте, так ему хотелось сказать. Ведь если он не скажет, то получится, что он непослушный. А если он плохо учится да еще и непослушный, так его вообще из школы выгонят.

– Пых… – сказал Дутов. – Промокашка… Упала… Я больше не буду, Елизавета Максимовна.

– Что не будешь?

– Пых… – сказал Дутов. – Вот… промокашка…

– Садись, – сказала Елизавета Максимовна. Дутов сел и стал вытирать лицо рукавом.

– Может быть, у кого-нибудь все же хватит мужества сказать, что случилось? – спросила Елизавета Максимовна. – Или бы пионеры только по названию?

Когда она начала говорить про мужество, я не вытерпел.

– Елизавета Максимовна, – сказал я.

– Помолчи, Шмель. Я уже устала от твоих глупостей.

– А вы послушайте. Может, и не глупости.

– Что-то не верится, – сказала Елизавета Максимовна. – Ну, говори.

– Я и говорю. Ничего не случилось. Просто мы не хотим выбирать Дутова звеньевым.

– Почему?

– Потому… не знаю… Он нам не нравится.

– Это интересно, – медленно проговорила Елизавета Максимовна. – Это что-то новое, Шмель. Я не знаю, сам ты это придумал или… Впрочем, это неважно. – Елизавета Максимовна села за стол, помолчала. Затем она взглянула на меня и даже улыбнулась. Чуть-чуть. Так, будто ее дернули ниточками за губы и сразу отпустили. – Ну, а если, например, вам не понравится вожатый? Вы тоже будете против?

– Конечно, – сказал я. – Если не нравится… так чего же?..

– Это тем более интересно. – Елизавета Максимовна говорила, будто по радио: очень ясно, каждую буковку было слышно. – Ну, а если вам не понравится старший вожатый?

Я не понимал, чего она хочет. Да хоть тридцать раз старший. Если не нравится, значит, не нравится. Если бы я один… Ведь все против Дутова. А когда все против – это же случайно не бывает. Значит, сам виноват.

Я сказал:

– Ну и пускай старший. Если плохой… Только мы ведь их не выбираем. Мы звеньевых выбираем.

– Достаточно, Шмель, – сказала Елизавета Максимовна. – Мы еще к этому вернемся.

– Итак, ребята, – Елизавета Максимовна поднялась с места. – У нас было три кандидатуры: Никифорова, Летицкий, Дутов. Давайте голосовать. Кто за Никифорову?

Все подняли руки.

– Кто за Летицкого? Опять все подняли руки.

– Кто за Дутова?

Никто даже не шевельнулся.

– Кто против Дутова?

Все подняли руки как один. Даже Дутов.

– Ну что же, – сказала Елизавета Максимовна и взглянула на меня. – Давайте на сегодня закончим. Я подумаю, кто может быть третьим звеньевым. И вы подумайте. В следующий раз обсудим. До свиданья.

Елизавета Максимовна повернулась и торопливо пошла к двери. По дороге она еще раз взглянула на меня. И опять как-то странно, будто я не человек, а какое-нибудь растение. Тропическое.

Ребята бросились к выходу. Всем уже надоело сидеть в классе. А я еще немножко посидел. Мне хотелось понять, почему Елизавета Максимовна все спрашивала про вожатых. Но я так и не догадался. Собрал свои тетради в портфель и вышел.