Бориска Прелукавый (Борис Годунов, Россия)

На другой день к воротам Тихвинского монастыря подъехала телега, окруженная всадниками. Среди них был и Борис Годунов. Дно было слегка прикрыто соломой, на соломе лежал большой тулуп, из-под которого торчали босые, посиневшие – день стоял студеный – женские ноги. Двери монастыря немедленно открылись: приблизительно за час до того в монастырь прибыл гонец, предупредивший игуменью о том, что здесь должно вскоре произойти.

Начался обряд пострижения в монахини бывшей царицы Анны Колтовской. Половину времени она была словно в забытьи, но вдруг очнулась и закричала:

– Нет! Что вы делаете?! Я царица! Отпустите меня!

Годунов был к этому готов. Он проворно шагнул вперед, вцепился ей в плечи, вздернул на ноги, сунул обратно в кресло. Беспощадно намотав на руку растрепавшиеся косы, заставил закинуть голову и сунул в рот кляп, который, очевидно, был загодя приготовлен, потому что Борис выхватил его из-за пазухи.

Испуганные монахини завороженно смотрели на его красивое, смуглое, точеное лицо. Оно исказилось такой жестокостью и злорадством, что сестрам Христовым почудилось, будто они воочию зрят тот страшный миг, когда человеком безраздельно овладевает дьявол. Но спустя мгновение черты Годунова стали прежними, спокойными и печальными, однако он уже не отпускал волосы женщины, держал крепко, словно натягивал поводья уросливой лошади.

Епископ из глубины храма напевно вопрошал, по собственной ли воле раба Божия Анна отрекается от мира, добровольно ли дает ли она обет строго соблюдать правила иночества. Анна была без памяти и ответить не могла, тогда Годунов громким, ясным голосом ответил:

– По собственной! По доброй!

Через несколько минут ее нарекли смиренной инокиней Дарией и, все еще беспамятную, вынесли из храма на руках.

Годунов же поспешил вскочить в седло и погнал коня к Москве, сам потрясенный тем, что с ним происходило. Игра, затеянная как бы наудачу, обернулась такими переворотами в судьбах людей и даже державы, что Годунов ощущал некоторую оторопь. Потер ладонью грудь против сердца, которое так и ныло от тревоги. Ему удалось избавиться от Анны Колтовской. Однако царь увлекся Анхен, Аннушкой Васильчиковой, и приказал привести ее к себе на ложе!

«Неисповедимы пути Господни», – только и подумал Годунов. Итак, она оказалась права, эта рыжая ведьмина дочка, когда прочила себе участь царицы. Неужели сбудется и второе предсказание? Относительно него, Бориски?

А тем временем был перехвачен тайный гонец ордена иезуитов, и вскрылась правда о Бомелии. Его поволокли в узилище. Государь видел теперь в человеке, которому раньше безоговорочно доверял, польского и ливонского лазутчика, врага – и жаждал его уничтожения.

Бомелия подвергли жестоким пыткам: ему почти не давали пить, ведь он был лютый волхв и чародей, а русские верили, что чародеи могут уйти из тюрьмы с помощью самого малого количества воды и нарисованной на стенке лодки, поэтому их истомляли жаждою. Под пытками бывший архиятер оговорил перед царем очень многих ни в чем не виновных князей, воевод, опричников. Всех их ждали пытки и страшные казни.

Однако он ни слова не сказал о Борисе Годунове. Нет, вовсе не добрые чувства к молодому выскочке пробуждали упорство и мужество Елисея Бомелия. Звездочтец, звездоволхвователь и провидец, твердо знавший, что светила небесные никогда не лгут, надеялся, что они сказали правду и пророча участь Годунова. Ведь самонадеянному Бориске предстояло через четверть века не только воссесть на русском престоле, но и грешным беззаконием своим ввергнуть Россию в пучину таких бедствий, такой кровавой смуты, от которой она, как истово надеялся Элизиус Бомелиус, не оправится уже никогда. С этой несбыточной, безумной, постыдной надеждой он и вручил наконец душу своему немилосердному, лукавому иезуитскому богу.

А Годунов облегченно перевел дух, узнав о его смерти, и тут же забыл о Бомелии. События его жизни приняли самый причудливый характер, и он даже не мог понять толком, везет ему или нет.

Царь решил женить своего сына Федора, которого многие считали малоумным, настолько он был тих, смирен, робок и добродушен. Жена – сила великая, рассуждал Иван Васильевич, что бы там ни брюзжали увенчанные клобуками черноризцы. В ней причудливо сплетены и благо, и пагуба. Тут уж как повезет! Федор должен сделать правильный выбор и обрести в супруге не вертихвостку-мучительницу, наказанье Господне, а жену-мать, жену-сестру, жену-наставницу. И притом она должна быть красавица – на какую попало, будь она хоть семи пядей во лбу, Федор и глядеть-то не станет!

Поразмыслив таким образом и посоветовавшись с Богданом Бельским, государь приказал отыскать в боярских семьях нескольких девочек в возрасте, близком к невестиному, и поселить их во дворце, в отдельных покоях. При выборе обращалось внимание не только на красоту, но также на ум и нрав. Среди избранных девочек оказалась Ирина Годунова.