Борис Щербина

В Миннефтегазстрое необходимо срочно принять меры (следовали указания), а члену КПСС Чирскову В. Г. предлагалось объявить выговор. И еще: передать дело на рассмотрение о наказании шести работников нашей отрасли в Комитет партийного контроля. Да-а, тут я на собственной шкуре ощутил верность житейской мудрости, что несправедливость одинаково гнусна, совершает ли ее одно лицо или множество лиц.

После председателя Комитета народного контроля выступал Б. Е. Щербина. Он был заметно смущен. Вначале доложил, какие меры принимаются в министерстве по хранению материалов. Сказал, что климатические условия Западной Сибири не позволяют по весне, во время разлива рек, убрать с трасс трубопроводов остатки труб, пригрузов, техники. Но опыт в этом деле наращивается. И как раз здесь многое делает Чирсков. Затем попросил Секретариат не наказывать меня: мол, он самый молодой заместитель министра, для него вызов на заседание уже серьезный воспитательный акт.

— Если нужно наказать, то накажите меня, но не Чирско-ва, — сказал он в заключение.

Как ни странно, определяя для меня наказание, мне не дали слова. Однако при нас окончательное решение не было принято…

Был уже поздний вечер, когда мы с Борисом Евдокимовичем вернулись в министерство. Здесь нас ждали заместители министра. В это время в кабинет министру позвонил Кириленко. Он что-то говорил Борису Евдокимовичу, который повторил уже однажды сказанное: «Прошу, не наказывайте строго Чирскова».

И Щербина отбил-таки меня — на следующий день стало известно, что мне всего-навсего поставили «на вид».

Или вот еще случай из этого ряда…

В середине 1980 года А. М. Михайличенко, молодого руководителя, министр назначил управляющим союзным сварочно-монтажным трестом. Трудно всякое дело, если не хочется его делать, легко всякое дело, за которое мы беремся с полным убеждением в его плодотворности и необходимости. Михайличенко буквально набросился на работу.

Но в этот период пошла волна борьбы с бесхозяйственностью, и через три месяца на него в Тюмени было сфабриковано уголовное дело о нанесении материального ущерба государству в особо крупных размерах. В то время эта сумма начиналась с 51 тысячи рублей. Михайличенко мог бы лишиться свободы на 4–8 лет.

На всю жизнь остался у него в памяти 40-минутный телефонный разговор Бориса Евдокимовича из Тобольского кремля с Генеральным прокурором СССР А. М. Рекунковым. Из этого разговора он понял, что его судьба уже решена, что генпрокурор сделать ничего не может, санкция согласована свыше. И тогда Михайличенко услышал и увидел совсем другого министра. Б. Е. Щербина подчеркнуто сухо и официально сказал: «Я разговариваю с вами не как министр, а как член ЦК КПСС. Этот разговор продолжим на заседании Секретариата, и так просто я вам его не отдам».

Через полгода Михайличенко получил из тюменской прокуратуры извещение о закрытии его дела.

Этот эпизод я привел потому, что он характеризует отношение Б. Е. Щербины к людям. Управляющих трестами и руководителей предприятий он считал своими основными помощниками и понимал: если руководитель крепкий, то и предприятие будет процветать. И в данном случае он и Михайличенко отстаивал, спасал от наказания, и дело защищал. Главное — это как человек оценивает свои поступки.

— Прошли годы, открылись глаза на многое, ранее нам неизвестное, — вспоминает сейчас А. М. Михайличенко, генеральный директор ЗАО «ЛУКОЙЛ — Нефтегазстрой». — И сегодня, читая страницы жизни многих соотечественников, чью жизнь искалечило государство, я снова вспоминаю комнату в Тобольске, где услышал от настоящего руководителя слова, которые не позволили сломать мою судьбу.

«Обманщик обманывает самого себя»

О щербиновском «пунктике» — интересе к необычным техническим идеям и проектам знали многие. Нередко при этом скептически говорилось о прожектах… И все же, и все же… Министр не давал закоснеть инженерной мысли и тем самым задавал в подразделениях отрасли определенный стиль: любому обоснованному новшеству непременно давалась «зеленая улица». Понятно, что при подобных условиях инженерный люд не стеснялся порой делать весьма и весьма дерзкие технические предложения. Нередко случалось, что они доводились «до ума» и даже становились предметом гордости всей отрасли.

Чем был вызван к жизни щербиновский стиль? Можно говорить о свойстве натуры Бориса Евдокимовича. Но можно говорить и о большем. Необычность тюменской стройки, где, по сути дела, всё — и земля, и климат, и расстояния — сопротивлялось освоению, требовала нетрадиционных решений. И порой они рождались прямо на ходу, с успехом продвигая дело. Разумеется, такие решения нуждались в поощрении. Щербина это не просто понял раньше других. Он начал задавать здесь тон. Не случайно к нему тянулись «горячие» изобретательные люди.