Борис и Глеб

Хлебниковский (XVI век) и восходящий к нему Погодинский (XVII век) списки «Повести временных лет», а также ее список в составе Тверской летописи дополняют известие о месте, где конь Глеба повредил ногу указанием, что это произошло «на усть Тмы»^{423}, то есть при впадении в Волгу ее левого притока Тьмы (Тьмаки). Позднее на этом месте возник город Тверь. (Само это известие, как считал А.А. Шахматов, могло быть взято из гипотетического общерусского летописного свода начала XIV века.) Это указание вызывает вопросы. Непонятно, почему Глеб, если он шел из Ростова или Мурома, переправился на левый берег Волги: в этом не было никакой необходимости^{424}. Возможно, указание на Тьму восходит к каким-то преданиям, связывавшим именно с этим местом травму Глеба[124]. «Если предание о месте, где Глеб повредил себе ногу, засвидетельствовано для XIV и следующих веков, то появление его можно отнести и к более древнему времени. Ничто не препятствует предположению, что предание это восходит к XI веку. Оно могло быть известно и составителю Начального свода, как это ясно из только что приведенного отрывка. Ибо зачем было бы ему говорить о столь незначительном событии, как небольшое повреждение ноги Глебом, если бы этому событию не придано было где-либо в ином месте, в ином устном или письменном произведении, большое значение, если бы с ним не ассоциировалось представление о памятном месте, которое должно быть посвящено св. угоднику. Таким образом, составителю Начального свода пришлось комбинировать предание о путешествии Глеба в кораблеце или насаде с преданием о падении его с коня на берегу Волги и Тьмы и повреждении им ноги; в результате такой комбинации оказывалось, что Глеб на конях едет из Мурома к Волге, а в кораблеце или насаде отправляется уже только из Смоленска»^{425}.

Но саму по себе пересадку с одного транспортного средства на другое (с лошади на корабль) можно объяснить тем, что повредивший ногу Глеб не мог ехать в седле. Так стоит ли отрицать реальность самого путешествия по такому маршруту? Вполне вероятно, что Глеб шел не из Мурома, а из Ростова — братнего города, где в отсутствие Бориса мог гостить или найти прибежище после изгнания из Мурома язычниками юный князь. А если Владимир действительно готовил киевский престол для Бориса, осиротевший престол в Ростове он мог отдать Глебу. Н.В. Шляков подсчитал, что даже если Святополк отправил своих посланцев к Глебу сразу после смерти Владимира 15 июля, то и послы, и Глеб должны были проходить по 56—60 верст в день (в случае если Глеб княжил в Муроме). Если он находился в Ростове, скорость перемещений могла быть меньшей — по 46 верст ежедневно. (Исследователь исходил из указаний источников об убиении Глеба 5 сентября.) Но предположение о Ростове как исходном пункте путешествия не объясняет, почему же Глеб переправился на левый берег Волги. Н.В. Шляков осторожно высказал догадку, что князь шел из Белоозера, которое находится севернее Волги. В этом случае путешествие по левому берегу становится понятным, однако длина дневного перехода возрастает еще больше — до 64 верст^{426}. Н.М. Карамзин же предположил, что гонец от Святополка с известием о болезни отца нашел Глеба во владениях за Волгой, которые принадлежали Мурому^{427}.

Известие о повреждении Глебом ноги на устье Тьмы не обязательно надо понимать так, что это событие произошло буквально в месте впадения этой реки в Волгу. Упоминание о реке Тьме, возможно, имеет не столько предметный, сколько символический характер: падение коня — зловещая примета, происшествие случилось недалеко от реки с мрачным, «темным» названием. Выражение «на устье», возможно, означает просто «вблизи устья», «напротив устья» — на другом, правом берегу Волги.