Борис и Глеб

Из этого фрагмента следует, что Святополк в час кончины приемного отца находился на свободе, то есть его темничное сидение в наказание за козни против Владимира закончилось. Или же он был освобожден сразу после смерти крестителя Руси и поспешил в Киев, причем, учитывая быстроту появления в столице, «второй Каин» находился где-то неподалеку. По сообщению Титмара Мерзебургского, Святополк пребывал в темнице до самой смерти Владимира^{370}. Распространено предположение[102], что он сначала отбывал заключение в Вышгороде — городе, находившемся примерно в десяти верстах от Киева вверх по Днепру[103], а потом, еще при жизни приемного отца, жил на свободе, но под надзором Владимировых людей. Некоторые историки склонны считать, что он был помилован и освобожден еще до смерти Владимира^{371}. Возможно, прощенный князь находился в Киеве^{372}. Было высказано даже предположение, что Святополк был облечен Владимиром правами регента^{373}. А по мнению А.Ю. Карпова, Святополк всё еще находился в этот час в заточении в Вышгороде, но смерть Владимира автоматически даровала ему свободу^{374}. Соображения в пользу этой идеи сомнительны: сама по себе кончина князя отнюдь не отменяла его распоряжений в отношении ослушника, особенно если Владимир успел назвать имя своего наследника-преемника. Но Святополка могли освободить его доброжелатели^{375}. Весьма вероятно, что Святополк действительно был заключен в темницу в Вышгороде или, может быть, жил здесь под надзором после освобождения Владимиром. У будущего братоубийцы, как оказалось, имелись приверженцы в этом городе: убийство Бориса, согласно «Повести временных лет» и «Сказанию об убиении Бориса и Глеба», совершат вышегородский «мелкий» боярин («болярец») Путьша (Путша) и его люди («Путьшина чадь»). Именно в Вышгороде держал совет «второй Каин» с исполнителями преступления[104]. Решение князя Владимира сохранить Святополку жизнь оказалось опрометчивым. Но это был поступок естественный для христианина. Немецкий миссионер Бруно Кверфуртский, отправившийся в 1008 году с проповедью к язычникам-печенегам, вспоминал, с какой трогательной сердечностью отнесся к нему князь Владимир и как слезно уговаривал отказаться от своего намерения, страшась за его жизнь — за жизнь впервые увиденного человека^{376}. Конечно, монах-миссионер — это не пасынок, посягавший на власть и, может быть, на саму жизнь приемного отца. Как будто бы нелегко предположить во Владимире такую глубину милосердия, такую способность прощать. Но ведь князя могла тяготить вина перед заговорщиком Святополком, отца которого он некогда убил.

Версию об освобождении Святополка Владимиром вроде бы подтверждает нумизматика. Выше уже упоминалась любопытная монета с изображением Святополка. Как установил С.В. Белецкий, Святополк чеканил свою монету еще при жизни Владимира. Сохранился экземпляр, на аверсе которого изображен он сам на престоле, а на реверсе — трезубец его отчима. Исследователь определил этот тип монеты как вассальный чекан: после нападения Болеслава Владимир выпустил пасынка-племянника на свободу и даже признал за ним право наследования княжеской власти^{377}. «Вероятнее, что причиной примирения Владимира с мятежным родичем были враждебные действия не свата, а его собственного сына (Ярослава. — А. Р.)», — отмечает Н.И. Милютенко^{378}.