Борис и Глеб

Были ли у Бориса и Глеба единоутробные братья, неизвестно. Польский историограф XV века Ян Длугош, использовавший древнерусские летописи, в том числе, кажется, и не дошедшие до нас, сообщал: князь Владимир «восьмерых, а именно Всеволода, Святослава, Мстислава, Бориса, Глеба, Станислава, Позвизда и Судислава <…> родил от родной сестры греческих императоров Василия и Константина Анны». Так, может быть, Всеволод, Мстислав, Станислав, Позвизд и Судислав — братья Бориса и Глеба не только по отцу, но и по матери, которой Длугош считал христианскую супругу князя византийскую царевну Анну? Однако это известие лишено фактического значения: средневековый историк, правя собственное сочинение, после имени Анны приписал: «болгарыни, чехини и других»^{105}. Вообще, доверие к сочинению Яна Длугоша сильно подрывают некоторые сомнительные сведения, которые он сообщает. Так, он пишет, что Владимир перед смертью завещал власть в Киеве младшим сыновьям Станиславу, Позвизду и Судиславу^{106}.

По-видимому, у Бориса и тем более у маленького Глеба не было дружеских отношений с большинством братьев; ни в ком из них они не нашли друзей и душевно близких людей. Препятствиями были не только разница в возрасте и происхождение от разных матерей. Княжичи не могли не видеть друг в друге вероятных соперников и врагов при разделе власти после неизбежной смерти отца. Многодетность для правителя была чревата предсказуемой бедой. Опыт собственного прихода к власти убеждал в этом стареющего князя.

Нестор в «Чтении о Борисе и Глебе» противопоставляет Бориса и Глеба как праведников всем остальным сыновьям Владимира и сравнивает их с двумя светлыми звездами в окружении звезд темных: среди остальных братьев Владимира они «тако светящеся, акы две звезде светле посреде темных»^{107}. Конечно, это агиографический прием, принадлежащий книжнику, писавшему житие святых спустя много десятилетий после их кончины, а не отражение реальности^{108}. Но братья Борис и Глеб, видимо, были действительно глубоко проникнуты христианским духом — об этом свидетельствует их позднейшая судьба, особенно выбор Бориса, который мог побороться за власть и имел силы на это, но предпочел смерть, вольную жертву в подражание Христу. И в этом они, скорее всего, отличались от остальных сыновей Владимира: по крайней мере, в поступках двух других единоутробных братьев — сыновей Рогнеды Ярослава Мудрого и Мстислава — властолюбие будет решающим. Ярослав был готов к войне с родным отцом, а в 1024 году даже сошелся в бою с братом Мстиславом, борясь за златокованый киевский стол.

Иногда косвенное свидетельство теплого отношения к Глебу Ярослава Мудрого находят в летописи и «Сказании об убиении Бориса и Глеба», которые сообщают, что Ярослав поспешил предупредить Глеба в 1015 году о готовящемся покушении Святополка^{109}. Однако это свидетельство — не что иное, как позднейшая вставка^{110}. К тому же Ярослав просто физически не мог успеть предупредить сводного младшего брата о занесенном над ним ноже убийцы — к этой истории нам еще придется вернуться.

Отношения между сыновьями и их державным отцом были тоже далеко не идиллическими — случай Святополка не был исключением. По преданию, изложенному в Лаврентьевской летописи под 1128 годом, мальчик Изяслав, уязвленный холодностью и пренебрежением, которые отец начал проявлять к его матери Рогнеде, попытался убить спящего Владимира мечом, и отец не без борений отказался от мысли казнить сына. А другой его сын, Ярослав Мудрый, правивший в Новгороде как наместник отца, отказался в 1014 году от выплаты урочной дани и готовился к войне с Киевом, если не начал ее. Но и об этом событии рассказ будет дальше, в свое время.

* * *

Уникальные сведения о женах Владимира сообщил В.Н. Татищев со ссылкой на Иоакимовскую летопись: «Владимир вскоре после крещения упрошен бе, отпусти жены от себе, яко обеща, и отпусти Вышеслава, иже родися от Оловы, княжны варяжския, в Нов Град; Гориславу с Изяславом в Полоцк, ея же сына Ярослава в Ростов; Всеволода во Владимир; Предславу с сыном Святополком в Туров; Малфридь с сыном Святославом в Овруч; Адил с сыном Мстиславом во Тмутаракань, а Станислава в Смоленск; Анны Царевны сына Бориса и Глеба при матери остави; но Глебу назнаменова (назначил. — А. Р.) Муром, зане бе еще у грудей тогда <…>”»^{111}.