Второй из вариантов наименее вероятен, хотя его приверженцы есть и среди серьезных историков: устная и письменная традиция могла исказить точный возраст (здесь возможны неточности, вызванные ошибками памяти), но едва ли мыслимо превращение взрослого князя в полудитя. Такое предполагаемое отступление от истины невозможно объяснить никакими ссылками на стремление агиографов подчеркнуть особенную чистоту младшей из жертв — святого Глеба — и особенную тяжесть греха Святополка, предавшего смерти отрока, почти что малого ребенка[45]. Столь же маловероятен и четвертый вариант решения проблемы установления материнства: так как летописная дата кончины княгини Анны была, скорее всего, заимствована из церковного помянника или из надгробной надписи, она должна быть точна[46]. Зато первая версия, как и третья, заслуживает внимания.
Едва ли у Бориса и Глеба были разные матери — все письменные памятники называют их родными братьями не только по отцу, но и по матери, и подчеркивают их сердечную привязанность друг к другу и заботу Бориса о младшем брате. Кажется, нет никаких оснований видеть в этом отражение агиографической установки — гипотетического желания книжников «породнить» двух мучеников[47].
Остановимся на поздних свидетельствах о материнстве Анны, чтобы оценить их весомость.
Историк первой половины XVIII века В.Н. Татищев ссылался на всё ту же Иоакимовскую летопись: «По сказанию Иоакимову, Борис и Глеб дети Царевны Анны». Признавая, что это известие «весьма вероятно», В.Н. Татищев предполагал: «она была дочь Петра Короля Болгарского, внука (внучка. —
Если отцом Владимировой супруги был болгарский царь, древнерусский летописец имел все основания именовать Анну «болгарыней»{146}. В.Н. Татищев, первым из историков предположивший, что Владимир намеревался передать киевский престол Борису, считал: князь желал возвести Бориса на киевский трон «по учиненному брачному договору или по любви» к Анне — своей христианской супруге{147}.
Однако изящная попытка примирить именование матери Бориса и Глеба «болгарыней» с версией о том, что братья были сыновьями Анны, оказалась несостоятельной. Из византийских источников совершенно недвусмысленно следует, что Анна была
Анна названа матерью Бориса и Глеба в некоторых поздних летописях, например в Тверском летописном сборнике XVI века[49], а также в так называемом «Особом житии князя Владимира»{149}. Источник этого и других уникальных известий Тверской летописи (как и уникальных сообщений, содержащихся в других поздних летописях) неясен; конечно, и это известие можно счесть домыслом книжника XVI века, посчитавшего, что Борис и Глеб и по своему возрасту, и как ревностные приверженцы христианских заповедей должны были родиться от венчанного брака князя Владимира. Но, может быть, летописец располагал какими-то древними свидетельствами?[50]
Версию об Анне — матери Бориса и Глеба осторожно признал весьма вероятной С.М. Соловьев{150}.[51] С его мнением согласились С.А. Гедеонов{151} и Н.И. Костомаров{152}. Решительно присоединился к точке зрения С.М. Соловьева в начале XX века М.Д. Приселков, заключивший, что по возрасту Борис и Глеб должны были быть сыновьями Владимира от царевны Анны. Этим может объясняться вероятное намерение отца передать престол Борису, а не старшему Святополку[52].