Царь Борис Годунов еще соблюдал условности переходного периода, сложившегося после смерти царя Федора Ивановича, и продолжал свой совет с патриархом Иовом и освященным собором. Вспоминал он и о царице-инокине Александре Федоровне. От патриарха Иова Борис Годунов получил благословение «итти против своего недруга и всего хрестьянства супротивника крымского Казигирея царя». Из его переписки с патриархом Иовом и освященным собором выясняются детали похода. Оказывается, что достоверных сведений о том, что собирался делать крымский царь Казы-Гирей со своей армией, не было. Об угрозе крымского похода на «государеву украйну» сообщали посланник Леонтий Лодыженский, «выходцы» из татарских улусов и донские казаки. В Крыму, конечно, знали об изменениях на престоле Московского государства и думали о том, чтобы использовать русскую «замятию» в своих целях. Ссылка на это есть в одном из посольских наказов, характеризовавших отношения царя Бориса Годунова с крымским ханом: «…и Крымской Казы-Гирей царь правду был свою порушил и хотел на государя нашего землю наступити, и приходил по ссылке Турского салтана на украинные места, а чаял того, любо какая рознь учинитца в государя нашего государстве» [524]. Однако благодаря решительности царя Бориса Федоровича войне предпочли обмен посольствами.
2 июня 1598 года было получено новое сообщение Леонтия Лодыженского о возвращении его из Крыма с посланником Казы-Гирея. Лодыженскому приказали ехать «вскоре наперед крымского посланника». В Серпухове Борис Годунов расспросил его «про все свое государево дело» и организовал грандиозную встречу крымского посланника Алея-князя, приказав всему войску быть к Серпухову 27 июня.
У крымцев не должно было остаться сомнений относительно силы русского войска. Встреча дипломатов из Крыма в походных шатрах рядом с Серпуховом давала немалые преимущества. Накануне переговоров, состоявшихся в день Петра и Павла 29 июня 1598 года, царь Борис Годунов приказал всю ночь стрелять на всех станах. После такой подготовки крымского посланника и его свиту ждала еще одна демонстрация силы: они должны были несколько верст ехать в окружении вооруженного войска: «И поставиша пеших людей с пищалми от стану государева до станов крымских на семи верстах, а ратные люди ездяху на конех». Это произвело на послов должное впечатление: «…Послы ж видяху такое великое войско и слышаху стрелбу, велми ужасошася и приидоша ко царю и едва посолство можаху исправити от такие великие ужасти» [525]. Дальше этого дело не пошло, цель Бориса Годунова состояла отнюдь не в том, чтобы запугать послов и дать повод к войне. Представителей крымского царя принимали со всеми положенными почестями и жалованьем, в Бахчисарай послали многие дары. Мирное решение дела позволило распустить войско. Уже на следующий день после переговоров, 30 июня 1598 года, в разрядной книге записали: «А рать свою государеву конную и судовую, и тотар, и немец, и литву, и всяких людей велел государь отпустити из Серъпухова по домом» [526].
Поскольку более серьезного врага, чем Крымская Орда, у Московского государства тогда не существовало, постольку и весь серпуховский маневр Бориса Годунова был воспринят как великий успех. Победа без боя над крымским царем убедила сомневающихся, заставив их склонить голову перед царем Борисом Федоровичем. Даже авторы, писавшие о всевозможных прегрешениях Годунова, при описании того, как «вместо брани бысть мир» с крымским царем, меняют свой тон и переходят на панегирик русскому самодержцу, превратившемуся из «нареченного» в настоящего царя: «…и оттоле возвратися царь Борис в царствующий град Москву честно, и сретоша его всенародное множество, мужие и жены, и пришед, возложи на ся царьский венец и помазася миром, да царствует над людми. И потом утвердися рука его на Всеросийския власти и нападе страх и трепет на вся люди, и начаша ему верно служити от мала даже и до велика» [527]. Вторили этой оценке и иноземцы. Приехавший на службу к царю Борису Годунову французский капитан Жак Маржерет писал: «Россия никогда не была сильнее, чем тогда» [528].