Беглецы проснулись задолго до рассвета. Дрожа от сырости, они проклинали обезьян-ревунов, устроивших оглушительный концерт над их головами. Вместе с солнцем пришел дождь. Он уже стал привычным и не произвел большого впечатления. Путники тут же промокли до костей. Они знали, что так будет постоянно — на ходу немного обсохнут, потом снова вымокнут, и так до конца их бегства. Майпури заботливо укрывал мешок с сухарями. К несчастью, дожди и сырость уже превратили скудный пищевой запас в малоаппетитное месиво. Марьетта съела немного, но скоро отказалась. После недолгого сна и подобия завтрака отряд продолжил путь, и Поль воочию с ужасом убедился в бесплодии тропического леса. Все эти великолепные деревья, торжественно возносившие свои гордые стволы, если и давали плоды, то по большей части несъедобные, нередко ядовитые и в любом случае недосягаемые для человека, — так высоко они располагались.
Индейцы номада выживают в девственном лесу только потому, что расчищают в год по два завала старых стволов, обрабатывают эту землю и засаживают маниокой, бататами [152], маисом [153]и сахарным тростником, урожай которых бережно хранят до следующего сезона. К тому же они селятся по соседству с рекой и промышляют рыболовством и охотой.
Майпури очень надеялся наткнуться на заброшенное поле и пополнить там свои запасы. Ведь посаженные краснокожими растения в дальнейшем дичают, и такое поле образует в лесу благодатный оазис [154].
Беглецы старались идти по прямой. Майпури очень заботился о том, чтобы, обходя препятствие, отметить вехой старое направление, и сверялся с нею, прежде чем продолжить путь. Лес был абсолютно безлик, все деревья «на одно лицо». Путники двигались с трудом, покрытое липким потом тело болело и ныло от усталости, а желудок — от голода.
Около полудня Майпури в третий раз стал развязывать свой мешок, но оттуда потекла липкая жидкость. Жара, дождь и движение вызвали в сухарной массе усиленный процесс брожения. Она скисла, и в ней появились пятна гнили. Отвращение пересилило голод, ни у кого не хватило духу взять в рот омерзительную кашу. Пошли дальше, спотыкаясь на каждом шагу; в висках стучало, в голове гудело от резких криков летевшего впереди них пересмешника [155], который, казалось, издевался над путниками своей короткой песенкой.
— Неподалеку должна быть поляна, — задумчиво произнес Майпури. — Иначе пересмешнику тут нечего делать.
Поль предложил руку теряющей силы Марьетте и поддерживал ее, шатающуюся, готовую каждую минуту упасть.
Вышли на поляну. Увы! Это не было заброшенное поле. Никакого следа одичавших зерновых и питательных клубней. Свободный квадрат занимали какие-то низкие растения, среди которых поднимались более высокие, с тощим плюмажем [156]листьев. Майпури тщательно их осмотрел и воскликнул:
— Пальмист! [157]Сейчас мы съедим его кочан!
Он вытащил топор, который носил привязанным лианой на спине, и стал рубить хорошую пальму пятнадцати метров в высоту. Кора у этого дерева твердая, как железо, но гигант с такой энергией на него набросился, что через четверть часа оно с грохотом обрушилось. Майпури несколькими мощными ударами разрубил вершину. Он торопился — ведь его дорогие «ребятки» умирали от голода. Под взмахами топора двухметровые листья упали на землю, а под ними обнаружилось продолговатое тело.
— Это и есть кочан? — спросил Поль.
— Он там, внутри, — ответил довольный Майпури.
Поль и Марьетта надеялись, что пальмовый кочан состоит из массы спрессованных в своем футляре нежных листьев, таких же вкусных, как настоящая капуста. Они очень удивились, когда гигант вытащил из корки нечто цилиндрическое, цвета слоновой кости, толщиной с бутылку и длиной в метр.
— Держите, ешьте, это называется «капуста». — Майпури протянул цилиндр Полю.
Тот отломил кусок и подал Марьетте, которая впилась зубами в мякоть.
«Капуста» имела запах миндаля и вкусом напоминала орех. Может, это было не очень питательно, но голод заглушало. Все с жадностью принялись за угощение. Поев, продолжили путь.
Вторая ночь походила на первую. Спали в лесу, в сырости, окутанные смертоносным туманом, который с мрачным юмором называют «саваном европейцев». Следующий день принес еще большую усталость. Всю «капусту» съели. Пощипали каких-то кисловатых ягод, погрызли орехов красного дерева, которые следует есть с большой осторожностью, потому что пленка, окутывающая ядро, очень едкая и вызывает отек губ.
На третий день Майпури не нашел ничего съедобного. Совсем ослабевшая Марьетта не могла идти. Ее била лихорадка, она дрожала, стучала зубами и жаловалась на головную боль. Стараясь согреть девушку, Поль сжимал ее в объятиях, нашептывал нежные слова. Утром Марьетта не смогла подняться.