Борьба за жизнь

— При условии, что не совершил убийства. В противном случае тебя возвращают в кандалах и сразу же строят гильотину[95]. Видишь ли, малыш, — вздохнул гигант, — не нужно думать, что девственный лес — хорошее убежище. Там умрешь от голода, или жажды, или болезни, как если бы оказался в пустой лодке посреди океана. Лес удерживает лучше всякой ограды, у самых отважных сердце сжимается от страха при одной мысли о нем.

Майпури невольно повысил голос, и тотчас раздался окрик надзирателя:

— Тишина в рядах!

После очень тяжелого перехода отряд пришел наконец на место. Работа заключалась в очистке и осушении раскорчеванного участка земли, который должны были засадить сахарным тростником для сахароварен Сен-Мориса.

В землю на равных расстояниях были вбиты вехи, там рыли осушительные канавы. Осужденные принялись за работу, атакуемые полчищами мошкары, которая, как крохотные вампиры, впивалась в кожу, доставляя невыносимые страдания.

От влажной земли поднимались зловонные испарения, несшие лихорадку, и некоторые, самые слабые, уже начали стучать зубами.

Другая часть заключенных выдирала и выпиливала кустарник, рискуя на каждом шагу получить укус змеи.

Третьи выкорчевывали остатки деревьев, торчавшие посреди поля, и как могли спасались от ужасных укусов красных муравьев, которые впивались в ноги — пораженные места походили на ожоги.

Наконец, последние, среди них были и Поль с Майпури, стоя по колено в воде, рыли траншеи и выбирали совками и лопатами жидкую грязь.

Вскоре на поле, окруженном непроницаемой стеной гигантских деревьев, стало невыносимо жарко. Каторжники были уже без сил. По изможденным лицам лил пот, они совсем ослабели, спотыкались на каждом шагу и, сраженные солнцем, падали на землю. С трудом поднявшись, неверными движениями снова втыкали в землю свои инструменты, страшась услышать голос вытаскивающего блокнот надзирателя: «Номер такой-то лишается вина».

Лишение порции вина (двести пятьдесят граммов) было самым суровым наказанием — вино восстанавливало силы.

Вокруг росли великолепные образцы экваториальной флоры — черный кедр[96], черное[97], красное[98], розовое[99] дерево, палисандр[100] торжественно возносили более чем на шестьдесят метров свои кроны, обвитые орхидеями[101], ослепительные цветы которых создавали в воздухе прекрасные огромные букеты. С ветвей свисали то голые лианы[102], то лианы, покрытые листьями; по ним, как по канатам, сновали тысячи гримасничающих, кричащих и хохочущих обезьян. Стайки голубых птичек размером с воробья садились на кусты, рассыпая красивые, почти соловьиные трели. Толстые туканы[103] тяжело перелетали с места на место. Казалось, они едва поспевают за своими носами-клювами. Вокруг болтали стайки разноцветных попугаев, порхали лазоревые бабочки с большими веерообразными крыльями и вместе с крохотными колибри[104] лакомились изысканным нектаром[105] орхидей.

А посреди этого великолепия агонизировала горстка людей с изъеденными насекомыми, испитыми лицами, сбитыми в кровь ногами и телами, изувеченными непосильной работой.

Надзиратель посмотрел на часы и объявил передышку. Было одиннадцать часов.

Поля шатало от усталости. Он уронил свою лопату и с помощью Майпури выбрался из болотной тины.

— Пойдем, малыш, посидим, — предложил 883-й. — Потом ты чуток поспишь, а там снова за работу.

Поль, думавший в эту минуту о Марьетте, прошептал:

— Не останусь здесь. Лучше умереть в лесу от голода, чем подыхать в этом аду.

— Ладно, малыш, обмозгуем, — мирно отозвался гигант, наливая воду в сделанную из большого ореха чашку и насыпая туда горсть маниоковой муки.

ГЛАВА 22 НЕСЧАСТЬЯ НЕВИННОГО ЗАКЛЮЧЕННОГО

Для Поля началась ужасная жизнь, и, по мере того как таяли его силы, она становилась все невыносимее. Его белое тело европейца, искусанное множеством насекомых, превратилось в сплошную рану. Кожа покрылась зудящими пузырями, которые от расчесывания стали гноиться. Лицо, шея и руки распухли, как подушки. Отекшие веки мешали смотреть, а изодранные о камни ноги, все в занозах и волдырях от постоянного пребывания в отравленной воде болот, отказывались ходить. Юношу было трудно узнать. Но мужество не изменило ему, он не жаловался и исполнял свою работу. Поль ни с кем не общался, но от Майпури, который стал ему другом, у него не было секретов. Бедный гигант, попавший на каторгу из-за одного рокового момента умопомешательства, накопил в своем сердце неизрасходованные запасы доброты и нежности, которые теперь изливал на юного товарища по несчастью.