Борьба за Рейн

Я смотрю на уродливую дырку в плече, оставленную пулей того ублюдка, и слышу, как Ламар цыкает зубами позади нас.

– Лучше, чем что? Черт возьми, она выглядит, как дерьмо.

С горьким смешком я выплевываю:

– Тебе стоило бы увидеть другого парня.

Я представляю, как эти двое бандитов падают на землю. Они нашпигованы пулями, как пицца оливками; с ног до головы в брызгах крови и осколках битого стекла. Затем я вспоминаю ужас, который увидел на лице Рейн в тот момент, когда она поняла, что сама спустила курок.

Сейчас у нее на лице то же самое выражение.

Дерьмо.

Сжимаю ее руку. Я забыл, что она не совсем счастлива осознавать, что стала убийцей.

Рейн делает вид, что ничего не слышит, когда накладывает новую повязку мне на плечо, прижимая края тонкими пальцами. От нежного прикосновения все больные, поломанные кусочки во мне начинают кричать и умолять ее о внимании; пустота встревоженно скулит внутри меня.

Черт возьми, это больно.

– Где твой папа, Ламар? – спрашивает Рейн, меняя тему разговора.

– Дома, – он сопровождает ответ плевком, показывая своё отношение.

– Он всё еще жив? – спрашивает Рейн, стараясь говорить легко, но я отсюда слышу, как она сглатывает комок в горле.

– Я чертовски надеюсь, что нет, – выплевывает Ламар.

Она прижимает подбородок к груди и начинает запихивать всё обратно в рюкзак, вероятно, чтобы скрыть дрожь в руках.

Ламар открывает рот, как будто собирается спросить о ее дерьмовом отце, но затем вскакивает на ноги и делает носом глубокий вдох:

– Вы все чувствуете этот запах?

– Какой за… – я вдыхаю и практически ощущаю на языке вкус яичницы. – Охереть!

– Время завтракать, сучки! – Ламар хлопает по грязной стойке и направляется к выходу.

Я думаю, единственное, что может оторвать его от старшего брата, – это обещание еды, которая не из банки. Типичный подросток.

– А как насчет Квинта? – спрашивает Рейн, переводя взгляд с открытого входа на меня.

– Он никуда не денется, – вздыхаю я, бросая протеиновые батончики обратно в рюкзак. Давай. Пойдем-ка посмотрим, что твой парень приготовил тебе на завтрак.

ГЛАВА

V

Рейн

Никто из нас не произносит ни слова, пока мы проходим через атриум, следуя за запахом еды.

Я стараюсь быть сильной, как Уэс. Выпрямляю спину, делаю большие шаги, как он. Но всё, на что я смотрю, напоминает мне о ней. Эскалаторы, на которых я раньше развлекалась, теперь превратились в металлические лестницы. Помню, как просила разрешения у мамы и каталась на них вверх-вниз снова и снова. Стеклянный лифт с большими светящимися кнопками, на которые я любила нажимать, застрял на нижнем этаже; его единственные пассажиры – несколько упаковок из «Бургер Пэлас» и пластиковый стул. Трехъярусный фонтан, в который мы с мамой бросали монетки, теперь зарос сорняками и молодыми сосенками. И вместо рождественской музыки я слышу только стук разбитой плитки под нашими ботинками и звуки голосов, доносящиеся со стороны фуд-корта.

Мне больно. Глаза жжет. Тянет в груди. Моей семьи больше нет. Мир, который я знала, исчез. И все, чего я хочу, – это свернуться калачиком на том пластиковом стуле в сломанном лифте и плакать, пока не умру.

Но я знаю, что Уэс мне не позволит, поэтому продолжаю идти и стараюсь делать вдохи. Я пытаюсь вспомнить, что было в моем списке дел по выживанию. Но в основном, пытаюсь понять, что мне сделать, чтобы вернуть Уэса. Моего Уэса. Не эту независимую крутую версию.

Когда мы минуем атриум и подходим к ресторанному дворику, я жалею, что прогулка не продлилась дольше. Я не готова к этому.

Повсюду люди. Я ожидала увидеть Картера, его семью и, может быть, еще несколько человек, попавших в аварию и лишившихся машины, но здесь по меньшей мере двадцать человек. Они разговаривают и смеются, сидя за столами, составленными небольшими группами. Справа и слева у стен находятся раздаточные прилавки ресторана. В дальней стене находится выход, который забаррикадирован столами. Карусель, что была в углу, – по-прежнему там, но она завалилась набок и покрылась паутиной. А в центре папа Картера стоит рядом с бочкой, в которой пылает огонь. Над огнем установлена металлическая решетка, и он что-то готовит на чугунной сковороде.

– Мистер Реншоу! – кричу я, бросаясь к мужчине-плюшевому мишке.

Папа Картера похож на Санта-Клауса-лесоруба – бородатый, с животом и обнимает, как никто другой.

Его лицо светлеет, когда он замечает меня. Через мгновение я уже вишу на нем и рыдаю взахлеб.

– Ну что ты, что ты… Неужели я такой страшный? – посмеивается он. Его глубокий голос вибрирует у моей щеки.

– Рейнбоу? О боже мой, дитя! – голос миссис Реншоу хриплый и теплый. Она подходит и гладит рукой мои укороченные волосы.

Она высокая и плотная, как отец Картера, но на этом их сходство заканчивается. Миссис Реншоу – серьезная чернокожая женщина, которая была помощником директора в нашей школе до того, как мир развалился. Раньше у нее была гладкая стрижка-боб до плеч, как у телерепортера, но теперь ее волосы подстрижены очень коротко – вероятно, из-за отсутствия парикмахерских в торговом центре.