В Америке издавна знают выход из положения: закон об ответственности. Бостонский врач Де Норманди предлагает каждый случай родильной горячки протоколировать в судебном порядке, чтобы было точно установлено, кто именно виноват. Давно известно, как помогают такие законы. Шестнадцать штатов уже издали закон об ответственности за гибель роженицы от родильной горячки. А насколько снизилась в этих штатах угроза этой жгучей смерти?
Но отцы, а особенно матери, могут добиться практических результатов. Они могут сплетничать. В своих женских клубах, в обществах благочестия, в кружках кройки и шитья, между прочим и совершенно неофициально, они могут узнавать, в какие именно больницы легли на роды их товарки, не вернувшиеся домой. Болтая в антрактах между официальными занятиями - шитьём, картами и спасением души, они могут допытываться, какой именно врач принимал ребенка у такой-то рожавшей дома женщины и оставил ее ребенка сиротой, а мужа - вдовцом.
Они могут даже систематизировать эти сведения, проверять их. Хорошим врачам, чистым больницам нечего бояться. А ведь все больницы стремятся иметь пациентов, все врачи - люди, и когда бойкот* будет угрожать их заработку, все врачи имеют возможность отвести такую угрозу.
У них есть областные медицинские общества, где, несмотря на все профессиональные предрассудки, отравляющие эти организации, я видел признаки растущего духа общественности. Доктор С. Г. Торнтон в Лебаноне (штат Кентукки) - вовсе не пионер борьбы со смертью, как Земмельвейс, и не блестящий его последоватоль, как Де Ли. Но Торнтон выработал свой план. В медицинском журнале Кентукки он изложил этот план. Он выслушал доклад о том, как 308 матерей в штате Кентукки умерли от родов. Он сам старый врач, и у него за двадцать семь лет практики не было ни одного случая родильной горячки. Он говорит своим коллегам, что в ученом докладе о том, как и почему погибли эти 308 рожениц, не хватает одной детали... - Там не указаны имена лечивших их врачей. «Если бы они были названы, мы бы знали, где начинать борьбу», - пишет Торнтон.
Это, может быть, грубо, жестоко, но это единственный путь к преодолению халатности и чудовищной безответственности медицинского сословия. И план Торнтона гораздо мягче мер, которые принял Земмельвейс по отношению к себе самому, когда понял, что был непосредственной причиной гибели рожениц.
Он далеко не так жесток, как требование мягкосердечного Оливера Уенделя Холмса. Еще до Земмельвейса Холмс - из сопоставления некоторых фактов - пришел к заключению, что родильная горячка заразительна. Он ознакомился с наблюдениями английского врача Уайрмаха и ирландского врача Коллинса, которые знали, что чистота полезна, но не выработали, подобно Земмельвейсу, точную науку чистоты. Этим мы обязаны исключительно Земмельвейсу. Холмс был гораздо суровее чувствительного доктора С. Г. Торнтона. Он написал: «Мы должны гарантировать снисхождение всем врачам, бывшим до сих пор причиной стольких бедствий, но теперь настало время, когда существование в практике врача родильной горячки нужно рассматривать не как несчастный случай, а как преступление».
Но будем практичными. Нельзя сажать врача в тюрьму по обвинению в убийстве роженицы. Женщины нуждаются не в нелепых законах, не в отвлеченной науке о гемолитическом стрептококке, а в хороших врачах, вроде Торнтона, прямодушие которого приближается к всесокрушающей честности Земмельвейса.