Борьба продолжается

-   Мы же не знаем, какие отношения у него были с молодой итальянской женой? Как складывались дела его большого бизнеса? В конце концов, почем мы знаем, может быть, неожиданно выяснилось, что он неизлечимо болен? Подождем, mon ami. Страйд обещал завтра после снятия с них свидетельских показаний заехать к нам и все обсудить. Возможно, что и результаты вскрытия к тому времени что-то покажут.

Вернувшись домой, мы провели остаток вечера в удобных креслах у камина и почти не говорили о трагических событиях, свидетелями которых так неожиданно стали.

Утром следующего дня я проснулся не сразу. В еще сонной голове путались дни, проведенные на пароходе, волны Атлантики, Лондон, встретивший меня дрызлом - мелким дождичком, летящим не с неба, а со всех сторон. Я совсем отвык от такой погоды в американских краях, но все-таки до чего же приятно быть дома.

Сначала я подумал, что проснулся в своей лондонской квартире. Потом, открыв до конца глаза, понял где нахожусь и вспомнил все вчерашние события. Когда я спустился к завтраку, Пэро уже поджидал меня.

-   Не сомневаюсь, Дастингс, что вы отлично спали эту ночь, - объявил он, приветствуя меня.

-   Да, просто великолепно. Но и сами вы, наверно, неплохо спите на этом чудесном воздухе. Вид у вас, ей-богу, лучше, чем два года назад перед моим отъездом в Америку.

- Да, мой друг, ваш приезд необыкновенно взбодрил меня.

-   Или ваши силы прибавились от того, что ожили серые клеточки? А, сознавайтесь Пэро!

-    Ну-ну, - опуская глаза, быстро заговорил он, - об этом рано еще толковать. Давайте-ка лучше завтракать. У миссис Боул превосходные сливки, мой друг, лучшие во всей Англии. Сливки действительно оказались отменными, как впрочем и другие, пронизанные свежестью продукты.

Подавая нам чай, миссис Боул уведомила, что местные fhrekh уже поговаривают о каком-то несчастье в усадьбе. Один из ее работников заявил даже, что кто-то убит.

-   О, никто не убит мадам, - невозмутимо ответил Пэро, - просто хозяин дома принял по ошибке другое лекарство и, имея больное сердце, вызвал этим приступ с увы трагическим концом.

-   О боже, какая несуразная смерть! И в такие молодые годы.

Миссис Боул долго вздыхала и качала головой, а я подумал, что, наверное, немалое число сельчан, проживших многие годы в этом милом деревенском однообразии, в глубине своих простых сердец надеются на что-нибудь гораздо более загадочное.

-   Лучшее дело после завтрака, - объявил Пэро, когда мы встали из-за стола, - прогулка. Мы можем побродить часа два местными тропами. Это очень милое и полезное занятие, Дастингс. Впрочем, другого развлечения я вам сейчас и не смог бы предложить.

Я с удовольствием согласился, решив однако, предварительно позвонить с местного станционного отделения в Лондон и предупредить близких, что возможно задержусь до понедельника. Обещав Пэро через полчаса вернуться, я тут же и отправился.

На дворе было тепло, безветренно и тихо. В синем небе отдельными неподвижными кучками белели облака. Такой погоде, как говорится, всякая божья тварь радуется, и именно в этом состоянии пребывала большая дворовая собака, щурившая глаза на солнце. При моем появлении она один раз вильнула хвостом, продолжая наслаждаться теплом и покоем. Прогуливавшаяся неподалеку ворона окинула меня спокойным изучающим взглядом и, кажется, тоже осталась довольна. Мир был красив и ласков, и трудно было поверить, что совсем недавно рядом побывала смерть.

Чтобы попасть на станцию, мне требовалось пройти ярдов сто до мощеной дороги и идти по ней еще ярдов триста. Приближаясь к повороту, я увидел человека, который явно намеревался повернуть в нашу сторону, но заметив меня, выжидательно приостановился. Еще через несколько секунд я разглядел его - это был Гарри Коллинз. «Надо просто поздороваться и пройти мимо>- подумал я, меньше всего ожидая здесь на него наткнуться. Однако он заговорил первым:

-   Прошу прощения. Если не ошибаюсь, это вы были вчера у нас с господином Пэро? К сожалению, я не запомнил вашего имени, а меня зовут Гарри Коллинз. Я брат покойного.

Мне не оставалось ничего другого, как представиться. Впечатления вчерашнего вечера вызывали во мне противоречивые чувства к этому человеку. Как всем нормальным людям, мне было противно любое пьяное безобразие и, вместе с тем, его глубокое искреннее горе, невольным свидетелем которого я стал, рождало жалость. Некоторое время мы оба молчали, потом Гарри Коллинз прокашлялся и произнес:

-  Я хотел поговорить, высказать э... свои соображения.

-   Если вы имеете в виду смерть вашего брата, то, наверно, вам следует обратиться к инспектору Страйду, он ведь должен сегодня сюда приехать.

-   Знаю, но видите ли... я не хотел бы делать официальное заявление, протокольное, так сказать.

-   Простите, я вас что-то не очень понимаю, - честно признался я.

-  Я бы хотел сначала просто поделиться своими соображениями. Помочь следствию. Понимаете, если я выскажу их инспектору, он обязан будет официально приобщить их к делу.

-   А вы хотели бы, чтобы это имело конфиденциальный характер?

-  Вот именно.