Без сомнения, это была она. Те же глаза и то же лицо — ее он видел тысячи раз, играя перед «дворцом» правителя Памау. Однако на очаровательную и обожаемую всеми девочку, которой суждено было в один прекрасный день стать правительницей Бора-Бора, эта гордая женщина, бросившая вызов всему своему народу, была похожа лишь внешне.
Наконец капитан «Марара» повернулся к Ионе, самой старшей из освобожденных девушек, и спросил:
— О ком это она говорит?
— Об Октаре, короле Те-Оно. О гиганте с огромным членом, который замучил до смерти мою сестру Пуруа и чуть не растерзал нас всех. — Она остановилась, а затем, сделав резкое движение, добавила: — Он похож на вонючее, покрытое жиром чудовище, однако ей нравится.
— Октар вырвет тебе язык, — тихо, но отчетливо проговорила принцесса. — А потом он вырвет твое сердце и съест его.
— А ты, наверное, этого ждешь не дождешься! — последовал резкий ответ. — Ведь ты уже приняла участие в «празднестве», на котором съели Пуруа. Будь ты проклята, сучья дочь!
— Замолчи! — прикрикнул на девушку Роонуи-Роонуи. — Как ты осмелилась так говорить с правительницей Бора-Бора?
— С правительницей Бора-Бора? — словно не веря, переспросила Иона. — Правительница людоедов — вот она кто такая! Я до сих пор слышу, как она выла от наслаждения, когда кувыркалась с этим животным, а моя бедная сестра тем временем билась в предсмертных судорогах. Если это животное станет правительницей Бора-Бора, то и моей ноги больше не будет на родном острове.
Достаточно было одного взгляда на девушек, чтобы понять, что они полностью согласны со всем сказанным — они инстинктивно отстранились от Ануануа, словно от смертельно ядовитой змеи
Похоже, Мити Матаи впервые в жизни был растерян и не знал, что следует предпринять и у кого просить помощи. Наконец он хрипло проговорил:
— Это все правда? Ты занималась любовью с убийцей своего отца в то время, как умирала Пуруа?
— Я не должна ни перед кем отчитываться, — последовал холодный ответ. — Я, и только я правительница острова… — При этих словах она цинично улыбнулась. — И я запрещаю тебе обменивать меня на этих заложников. Верни меня на остров!
— Но закон гласит, что на борту любого судна власть капитана выше власти правителя, — не смог сдержаться Тапу Тетуануи, но, поймав на себе преисполненный ярости взгляд Ануануа, явно смешался: — Закон гласит…
— Что это еще за дурацкий закон? — угрожающе прошипела принцесса. — Пусть передо мной предстанет человек-память и растолкует мне этот закон.
— Старый
— Я не признаю этого закона, — раздраженно прервала его Ануануа.
Тут уж Тапу не мог промолчать. Он обменялся взглядами со своими товарищами, словно ища их поддержки, и, набравшись мужества, правда не очень уверенно, сказал:
— По форме этот закон является одним из тех законов, которые относятся к вопросам управления островом. Согласно шестому из них, власть переходит по наследству… — Он сделал короткую паузу. — И если ты не согласна с первым законом, значит, ты не согласна и с шестым, а в этом случае ты теряешь все права на наследство правителя Памау.
Казалось, что они вот-вот ввяжутся в бесполезный спор прямо здесь, посреди океана, и никогда уже не договорятся. Наверное, так оно бы и было, но вот один из впередсмотрящих поднял тревогу, показывая на мыс, из-за которого только что показались два огромных катамарана, быстро приближающиеся к «Марара».
Пирога, на которой произошел обмен заложниками, медленно подходила к берегу, эти же две лодки, без сомнения, были военными. Более сорока воинов яростно гребли в их сторону. Мити Матаи, на некоторое время отвлекся от спора Тапу и Ануануа. Он целиком и полностью сосредоточился на сложившейся ситуации, пытаясь оценить опасность, нависшую над «Марара».
До наступления темноты оставалось чуть более часа, однако дикари гребли так энергично, что становилось очевидным — они обрушатся на «Марара» гораздо раньше, чем опустится ночь. Казалось, что все силы природы объединились и теперь выступали за кровожадных Те-Оно. Даже океан, который до сей поры благоволил людям Бора-Бора, застыл, а едва ощутимый бриз дул в сторону берега.
Назревала паника.
Громко зарыдали девушки, страшащиеся потерять только что обретенную свободу и снова оказаться в руках разгневанных дикарей. У мужчин от дурного предчувствия сжалось сердце, а Роонуи-Роонуи начал спешно отдавать приказания готовиться к неравной схватке.
Тапу Тетуануи тут же выхватил длинную шпагу — подарок своих испанских друзей, — но он не чувствовал себя в безопасности даже при взгляде на ее острое жало. Он с ужасом смотрел, как разрезают воду острые форштевни вражеских пирог, летящих по воде словно на крыльях.