Бомаск

— Я очень рада, мой мальчик, что ты так близко принимаешь к сердцу дела, с которыми тебе как стажеру приходится сейчас сталкиваться. Но, сидя в своем кабинете в Клюзо, ты просто не можешь понять, какие задачи возникают перед администрацией такого крупного предприятия, как АПТО.

— А что мы будем делать с нашими безработными? — воскликнул Филипп.

Эмполи снова приблизился к жене. Он улыбался. Она заметила эту улыбку и испытующе поглядела на обоих мужчин: сначала на мужа, а затем на сына.

— Нет, нет, — сказал Эмполи. — Мы с Филиппом не в заговоре. Он только что приехал.

— Бросьте, пожалуйста, кружить около нас, как лев в клетке, раздраженно проговорила Эмили. — Вы мне действуете на нервы.

Эмполи молча зашагал дальше.

— Не понимаю, — воскликнул Филипп. — Не понимаю, куда вы оба клоните?

— Рано или поздно поймешь, — бросил на ходу Эмполи.

— Надеюсь, никогда не пойму, — свирепо возразил Филипп. — Меня одно только интересует: что будет с нашими безработными в Клюзо.

— Неужели ты воображаешь, что мы об этом не подумали? — спросила Эмили. — Но у нас нет выбора. Акционеры АПТО не намерены терпеть такого положения, когда прибыли идут целиком на покрытие убытков наших предприятий во Франции. Или мы проведем реорганизацию и будем иметь при этом пятьдесят процентов безработных… Или же мы вообще закроем фабрику, и тогда безработных будет уже сто процентов. Ну, что ты выберешь?

Филипп обратил молящий о поддержке взгляд к отчиму, но тот продолжал свою прогулку, очищая апельсин и чуть заметно улыбаясь. Эмполи промолчал.

— Но проект Нобле, по моему мнению, позволяет… — возразил Филипп.

— Ни о каких проектах не может быть больше и речи, — с досадой возразила Эмили. — Американские акционеры потеряли всякое терпение. Мне удалось отстоять наши интересы in extremis [8].

— Понятно, — процедил сквозь зубы Филипп.

В комнату бесшумно вошла Натали. Она услышала конец разговора последнюю фразу мачехи и «понятно» Филиппа. Она лукаво улыбнулась отцу и вдруг заметила начальника личного стола фабрики в Клюзо, того самого старичка, который был на балу.

— Добрый день, Нобле! — бросила она гостю.

— Добрый день, мадемуазель, — ответил Нобле.

Эмили подозрительно оглянулась в их сторону.

— Значит, вы знакомы?

— Конечно, мы танцевали на коммунистическом балу в Клюзо.

— Надо вам объяснить… — начал было Нобле.

— Я вижу, что я весьма кстати вернулась во Францию, уже давно пора навести порядок в доме, — сказала Эмили, пристально глядя на мужа.

— Нам вас, как всегда, очень недоставало, — заметил Эмполи.

Натали была в халате, короткие волосы беспорядочно падали ей на лоб, она позабыла стереть перед сном губную помаду, краска за ночь размазалась и сейчас забавно изменяла ее лицо.

— Тебе не мешало бы хоть причесаться, прежде чем выходить к столу, заметила ей мачеха.

— После пьянки мне больно даже прикоснуться к волосам…

Натали упала в плетеное кресло, стоявшее у стола.

Нобле поднялся и пошел вслед за Эмполи к восточному окну.

— Прошу прощения… — начал он.

— Да за что же… — почти ласково улыбнулся Валерио Эмполи.

— Вы представить себе не можете, мамочка, — сказала Натали, — сколько я сегодня ночью выпила.

— В каждой семье свои неприятности, — пояснил Эмполи, обращаясь к Нобле.

— Разрешите мне… — произнес Нобле.

— Я с огромным интересом выслушал ваши объяснения, — сказал Эмполи. От души благодарен вам. Вы просветили меня насчет таких вещей, о которых я даже не подозревал. По основному же вопросу, по которому вы приехали сюда, я полагаю, более разумным для вас будет обратиться непосредственно к господину Нортмеру.

— Надеюсь, — с трудом выдавил из себя Нобле, — что я могу уйти не попрощавшись, как говорится — по-английски.

— Вот именно, по-английски, — с улыбкой повторил Эмполи.

Никем не замеченный, Нобле потихоньку вышел из комнаты.

— Я не совсем поняла, даже просто не поняла, о чем тут шел спор, говорила тем временем Натали мачехе, — однако у меня создалось впечатление, что вы «обрабатываете» Филиппа…

Она пригубила чай, но тут же отодвинула чашку.

— Чай остыл, — крикнула она лакею.

Ее отец приблизился к Эмили.

— Филипп, — начал он со своей обычной полуулыбкой, значение которой ускользало от всех, за исключением, пожалуй, одной Натали, — Филипп начинает по-настоящему входить в роль директора по кадрам. И сюда к нам он явился защищать интересы своих рабочих.

Натали расхохоталась резким смехом.

— Ну как, двигаются дела с черноглазой? — спросила она Филиппа.

— Я с тех пор ее ни разу не видел, — сердито буркнул Филипп.

— Ах да, ты и не знаешь, — проговорила Натали, обращаясь к отцу. Филипп влюблен в вождя коммунистов Клюзо.

— Ага, теперь все ясно! — сказала Эмили.

Филипп вскочил со стула, подошел к западному окну и демонстративно повернулся к присутствующим спиной.

— Молодая? — осведомился Эмполи.

— Лет двадцати пяти, — ответила Натали.

— Миловидная?

— Огромные-огромные черные глаза. А что касается всего прочего, то сложена она куда лучше, чем твоя супруга или я.

— Умная?

— Она произнесла там целую речь, и, надо признаться, очень неглупую.

— Ну что ж, я очень рад за Филиппа, — заметил Эмполи.