Бомарше

В 1765 году время для этого еще не пришло. Бомарше, проживший год "росо а росо" {Потихоньку (исп.).}, возвращается к "vivacidad francese" {Французская живость (исп.).}, его подхватывает парижский вихрь. Он ощущает такое "волнение души, сердца и ума", что ему приходится изо всех сил сдерживать себя, чтобы не заплутаться "в лабиринте". Продолжая руководить своими испанскими начинаниями, во всяком случае, тем, что от них осталось, он должен еще успеть управиться с делами французскими, как общественными, так и частными. Он уже не обязан блюсти жаркое Людовика XV, поскольку продал за бесценок свою должность контролера трапезы, но все еще остается королевским секретарем и, главное, незаменимым компаньоном принцесс. Из Версаля он мчится сломя голову - теперь уже, правда, не в "горшке", а в собственной карете - на Марсово поле, где Пари-Дюверне не может без него сделать ни шагу. С Марсова поля - в Лувр, судить браконьеров! И поскольку он относится ко всему серьезно, а правосудие - его страсть, за несколько месяцев он выносит ряд приговоров, защищающих крестьян от злоупотреблений полевых сторожей, находящихся под его началом. А чтобы его позиция была ясна и понятна простым людям, он обязывает священников тех приходов, которые подлежат его юрисдикции, разъяснять ее. "Надлежит убедить поселян, что тот же суд, который выносит им приговор, когда они виновны обеспечивает им гарантии против мести сторожей и в свою очередь наказывает этих последних за злоупотребления властью..." Наконец, дабы проверить на месте правильность выполнения своих решений, он устраивает публичные заседания суда в упомянутых приходах, председательствуя на них со всей присущей ему добросовестностью и пониманием. Во всем этом нет ничего удивительного, но здесь раскрывается, как мне кажется, характер. Действуя таким образом, Бомарше как нельзя более усложнял свою жизнь и свой распорядок дня. Мы еще к этому вернемся, ибо не следует терять из виду, что наш герой вел одновременно пять или шесть жизней. Фигаро - здесь, Фигаро - там! Не так ли?

Серьезную озабоченность вызывали также его семейные и любовные дела. Прежде всего ему пришлось толкнуть отца в объятия г-жи Анри, а это было не просто - и не потому, что дама не проявляла энтузиазма, но потому, что привередничал Г-н Карон. Хотя г-жа Анри и была все еще привлекательна, ей сравнялось шестьдесят. Г-н Карон к ней привык, но, будучи на восемь лет старше, страшился перемен. Еще из Мадрида сын неоднократно писал ему, убеждая сделать решительный шаг. Например:

"Меня ничуть не удивляет Ваша к ней привязанность: я не знаю веселости благородней и сердца лучше. Мне хотелось бы, чтобы Вам посчастливилось внушить ей более пылкое ответное чувство. Она составит Ваше счастье, а Вы ,безусловно, дадите ей возможость познать, что такое союз, основанный на взаимной нежности и уважении, выдержавших двадцатипятилетнюю проверку. Она была замужем, но я готов дать руку на отсечение - она еще не изведала до конца, что такое сердечные радости, и не насладилась ими. Будь я на Вашем месте, мне хорошо известно, как бы я поступил, а будь я на ее месте - как бы ответил; но я не Вы и не она, не мне распутывать этот клубок, с меня хватает своего".

Г-н Карон незамедлительно ответил на это самым деликатным образом:

"Вчера мы ужинали у моей доброй и милой приятельницы, которая весело посмеялась, прочитав то место Вашего письма, где Вы пишете, как поступили бы, будь Вы мною, у нее нет на этот счет никаких сомнений, и она говорит, что охотно доверилась бы Вам и не целует Вас от всего сердца только потому, что Вы находитесь за триста лье от нее...

Она в самом деле очаровательна и с каждым днем все хорошеет. Я думаю так же, как и Вы и не раз говорил ей, что она еще не изведала, что такое сердечные радости, и не насладилась ими, ее веселость - плод чистой совести, свободной от каких бы то ни было угрызений; добродетельная жизнь позволяет ее телу наслаждаться спокойствием прекрасной души. Что до меня, то я люблю ее безумно, и она отвечает мне полной взаимностью".

Однако то ли неуверенность, то ли робость, а скорее всего боязнь показаться смешными, мешает вдовцам пойти дальше любезничанья, приправленного рассуждениями о недугах и сетованиями на возраст. Приехав в Париж, Бомарше, не мешкая, берется за это дело, и 15 января 1766 года г-жа Анри становится г-жой Карон перед богом и людьми. И пора было - спустя два года она скончалась. Как мы увидим впоследствии, третьему браку Карон сопротивлялся куда меньше.

Иные мотивы побуждали Тонтон - она же девица де Буагарнье - играть сердцем и чувствами несчастного Мирона. Этот последний был неглуп, и должность интенданта Сен-Сирской женской обители позволяла ему жить на широкую ногу, но было в нем что-то резонерское и иезуитское. Он раздражал всех, начиная с наиболее заинтересованной особы и ее брата. Однако Бомарше, хотя и рассчитывал некоторое время для сестры на другую партию, в конечном итоге поддержал Мирона. Впрочем, без особого восторга.