Большой облом

– Говорил, не отрицаю. Но при этом оговаривался, что интроверт он не простой, а экстравертный…

– Так, а если попытаться по марке мотоцикла вычислить. Насколько мне известно, в мотелях обязаны фиксировать не только номера транспортных средств, но и их марки…

– Пытались, Евгений Сергеевич. Все равно получается задачка с кучей неизвестных. Они же там клиентам на слово верят: какой номер скажут, такой и запишут, о марках я уже и не говорю… Кстати, пробовали по почерку, ну то есть по росписи определить, но сходу это сложно, тут классный эксперт нужен…

– Погоди, майор, ведь его там ночью не было, следовательно…

– Следовательно, товарищ подполковник, бесследно. Изо всех Микки Рурков, например, ночевал у себя в номере только один…

– Да-а, – вздохнул сочувственно доктор, – исключительно тяжелый для работы городок.

– Вы хотите сказать, что это городок виноват, и выбор Беркутом именно этого мотеля был рефлективно-бессознательным?

– Лично я так не считаю, – заявил майор Беридух.

– Слишком мало данных для однозначного ответа, Евгений Сергеевич, – уклонился от дискуссии доктор Борменталь.

В дверь постучали. Это не мог быть кто-либо из обслуги, это мог быть только кто-нибудь из своих. Одновременно со стуком закурлыкал мобильник в кармане Борменталя.

– Да, – сказал доктор, извлекая телефон.

– Войдите, – крикнул Евгений Сергеевич.

В конференц-зал вихрем влетела ассистентка Арнольда Ивановича, – девушка лет тридцати, слегка прикрытая коротенькими шортами и тем безобразием, которое принято называть топиком.

– Арнольд Иваныч! Товарищ подполковник! – возопила она в лучших мелодраматических традициях. – Система под угрозой! Беркут подвергся внезапной, незапланированной атаке!

– Спасибо, Леня, – сказал трубке доктор, – Эвалина Саввична уже поставила нас в известность. Ничего не предпринимайте, я сейчас буду…

И действительно, Борменталь вскочил на ноги и устремился вон, сопровождаемый взволнованно частившей подробностями ассистенткой и обеспокоено насупившимися подполковником и майором.

Глава четвертая

1

Удивительно как много может успеть сделать человек, если делать ему нечего. Взять хотя бы того же Игоря Сурова, доставившего столько хлопот стольким серьезным людям. Покинув утром свою притомившуюся от восторгов упоенья подружку, он успел и с морем в душевном одиночестве пообщаться, побродив у кромки прибоя пред лицом беспредельности, и в японском ресторанчике для автомотолюбителей сырой рыбки под горчичным соусом отведать, и Аллею Нищих в Парке Артемиды навестить, раскошелиться в ответ на впечатляющую мольбу («Ах, подайте мне чего-нибудь на пропитание души и исполнение заветных желаний сирого сердца!»), и в адресное бюро безрезультатно смотаться, и от доходчивого плаката («А ты записался в тайные осведомители муниципальной полиции?!») слегка прибалдеть, и в гостинице своей отметиться, и даже с одной милашкой, чья выпяченная грудь вредила зрению, туманила мозг и лишала гибкости голосовые связки, не только близко познакомиться, но и накоротке в ближайшем отельчике поякшаться (лакомые губки, мраморные зубки, кудряшки с рыжинкой, чулочки с резинкой, и ноги, ноги, ноги… очень много ног, хотя с виду их всего две: левая и правая).

Оставшееся до назначенного свидания время Игорь посвятил осмотру городского пляжа, представлявшего собой витрину всего лучшего, чем располагал на сегодняшний день Южноморск по части филея. Речь, само собой, не о рыхлых животах и отвислых задах безвольных лиц обоего пола, на коих почиет проклятие Божие, но о физически привлекательных особях: о стройных девушках и атлетических мальчиках с приветливой улыбкой (одной на всех), всегда готовых к неформальному общению где-нибудь в уединенном месте в горизонтальном положении. Словом, о тех, кого питающая слабость к крылатым выражениям и знаменитым изречениям мэрия и имела в виду, украсив пляж громадным щитом с убедительной цитатой: «Нет на свете прекрасней одежки, чем сочность бюста и загорелость ножки!» Приятно отметить, что появление Игоря в их обществе, или лучше сказать, на их фоне, не прошло незамеченным. Он удостоился восьми обворожительных улыбок от трех старлеток, двух подмигиваний от волейболисток и аж пяти многозначительных взглядов, сопровождавшихся многообещающими облизываниями губ, от четырех пикантных дамочек, из коих две умудрились отсемафорить о своих чувствах в присутствии своих упитанных кавалеров, воспринявших эти знаки внимания на собственный, судя по всему, довольно внушительный счет…