Большое собрание мистических историй в одном томе

– Ах, боже мой, – перебил я, – черт везде устроил для нас зацепки: в комнатных стенах, в лавках, в розовых кустах, и везде-то мы оставляем кое-что из нашего драгоценного «я». Мне кажется, почтенный, что со всеми нами случилось нечто в этом роде, мне в эту ночь как раз недоставало плаща и шляпы. И то и другое висит, как вам известно, на крючке в передней юстиции советника!

Высокий и маленький человек заметно вздрогнули, точно будто в них попал неожиданный выстрел. Маленький посмотрел на меня своим безобразным, старым лицом и затем сейчас же вскочил на стул и сильнее натянул покров на зеркало, а высокий заботливо поправил свечи. Разговор с трудом возобновился; упомянули о славном молодом художнике Филиппе и о портрете одной принцессы, который он сделал в духе любви и благочестивого стремления к высокому, внушенному ему глубокой святостью чувств его госпожи.

– Удивительное сходство, – сказал высокий, – это не портрет, а картина.

– Да, это так верно, – сказал я, – точно будто украдено у зеркала.

Тут маленький человек со старым лицом дико вскочил с места и, уставившись на меня сверкающими глазами, закричал:

– Это глупо! Это бессмысленно! Кто может красть картины у зеркала?.. кто это может? Ты, может быть, думаешь, что черт?.. Ого, братец! Он разбивает стекло своими дурацкими когтями, и нежные, белые ручки образа женщин тоже бывают поранены и в крови. Это глупо! Ну-ка, покажи мне зеркальную картину, картину, украденную у зеркала, и я прыгну вверх на сто сажен нарочно для тебя, печальный малый!

Тут высокий человек поднялся, подошел к другому и сказал:

– Не трудись по-пустому, мой друг, а не то полетишь с лестницы, это будет иметь плохой вид при твоем-то отражении в зеркале.

– Ха, ха, ха, ха! – захохотал и завизжал маленький человек с безумной насмешкой. – Ты думаешь? Ты думаешь? Ведь у меня есть моя собственная тень, несчастный ты малый! У меня-то есть тень!

Тут он выбежал вон, и с улицы еще слышно было, как он насмешливо хохотал и произносил: «У меня-то ведь есть еще тень!»

Высокий казался уничтоженным: смертельно бледный, откинулся он на стул, схватился обеими руками за голову и издавал тяжкие, глубокие вздохи…

– Что с вами? – спросил я с участием.

– О, – отвечал он, – этот злой человек, который был нам так неприятен и преследовал меня даже здесь, в моем привычном кнейпе, где я бывал прежде один, разве зайдет какой-нибудь дух земли, который, забравшись под стол, лижет хлебные крошки… этот злой человек снова навел меня на самое великое мое горе! О, я утратил навеки… утратил мою… Прощайте!..

Он встал и пошел по комнате к двери. За ним было светло, он не отбрасывал тени! В восторге побежал я за ним.

– Петр Шлемиль! Петр Шлемиль! – радостно закричал я, но он сбросил туфли. Я видел, как он шагнул через Жандармскую башню и исчез в темноте.

Когда я хотел вернуться в погребок, хозяин захлопнул дверь прямо мне на нос, говоря:

– Избави Бог от таких гостей.

3. Видения

Матвей – мой добрый приятель, а его привратник – отличный сторож. Он сейчас же мне отпер, когда я позвонил в колокольчик у двери «Золотого Орла». Я рассказал, как я ускользнул из общества без шляпы и без плаща, причем в кармане последнего лежал ключ от моей квартиры, а достучаться до глухой хозяйки было бы невозможно. Этот приветливый человек (я разумею привратника) отпер мне комнату, поставил свечи и пожелал мне спокойной ночи. Большое прекрасное зеркало было завешено; я сам не знаю, как пришло мне на ум отдернуть завесу и поставить свечи на подзеркальник. Посмотревшись в зеркало, я увидел, что я так бледен и расстроен, что едва можно меня узнать.

Мне показалось, что в глубине зеркала колеблется какой-то смутный образ, я стал все с большей и большей силой напрягать свое зрение и ум, и вот в странном волшебном блеске яснее нарисовались черты прекрасной женщины – я узнал Юлию. Охваченный тоской и жаркою любовью, я громко вздохнул: «Юлия! Юлия!» Тогда послышались стоны и вздохи за пологом кровати, стоявшей в противоположном углу комнаты. Я прислушался, стоны делались все страшнее. Образ Юлии исчез, я решительно схватил свечку, быстро раздвинул полог постели и заглянул туда. Как описать тебе чувство, пронизавшее меня, когда я увидел знакомого мне маленького человека, который лежал там с молодым, но страдальчески искаженным лицом и глубоко вздыхал во сне: «Джульетта! Джульетта!» – Имя это зажгло мою душу, ужас мой пропал, я схватил и сильно потряс спавшего, крича ему: «Эге, приятель! Как это вы попали в мою комнату? просыпайтесь и убирайтесь, пожалуйста, к черту!»

Он открыл глаза и посмотрел на меня мутным взглядом.

– Это был дурной сон, – сказал он. – Благодарю вас, что вы меня разбудили. – Слова его походили на тихие вздохи. Я сам не знаю, почему человек этот казался мне теперь совершенно другим; та скорбь, которой он был полон, проникла в мою душу, и весь мой гнев обратился в глубокое уныние. Очень скоро выяснилось, что привратник по ошибке открыл мне ту же комнату, которую уже занял маленький человек, и что это я, ворвавшись туда, помешал ему спать.