Большая перемена (сборник)

— Браво! Вы истинный кавалер, — похвалила мою ложь седовласая дама, как потом выяснилось, учительница географии.

Завуч, увы, также оказалась дамой. После краткой процедуры знакомства она с жадным интересом спросила:

— Вы-то, надеюсь, балуетесь табачком?

— Бросил. Ещё в детстве. Поставили в угол на два часа. И как отрезало. Не тянет до сих пор, — сообщил я чистую правду.

— Опять я одна. Словно Робинзон, в смысле курения, — вздохнула завуч и, смирившись с судьбой, сказала: — Сегодня можете ограничиться опросом, если, разумеется, к этому готовы. Словом, смотрите по обстоятельствам. А вообще-то в вечерней школе, в отличие от дневной, главное — борьба за посещаемость. От неё, а сущности, зависит и сама успеваемость. И наша зарплата.

В последнем замечании крылось нечто мне непонятное, но я отгадку отложил на потом и стал снаряжаться к уроку — взял с полки журнал шестого класса и, проверив записи моего предшественника, приготовил карту Древнего Рима. До звонка ещё оставалось время, и я, оставив своё оружие на столе, вышел в коридор, на шум, оказывается присущий и вечерним школам. Если бы я не знал, где нахожусь, то принял бы его за филиал вокзала или фойе кинотеатра — настолько разнообразные ходили по нему люди. Вот прошёл солидный мужчина в массивных очках с карандашом за ухом. Худощавый юнец прокрался мимо меня, шмыгая носом и поглядывая на дверь учительской. Ну чем не трамвайный заяц, скрывающийся от контролёра. Следом за ним надменно проплыла на тоненьких каблуках симпатичная девушка в узкой юбке. Этот парень в клетчатом пиджаке — типичный студент. И много ещё прошло их, разных, отличных друг от друга. Они растекались по классам. Там гулко хлопали крышки парт.

— Ну-ка, подвинься! Шлагбаум!

Смуглый насупленный верзила в ковбойке и кирзовых сапогах отодвинул меня плечом в сторону и прошагал в учительскую. Пока я размышлял: пропесочить ли грубияна за бестактность или не стоит начинать первый день со скандала, — верзила бурчал в учительской:

— Эмма Васильевна, в конце концов будет у нас история? Или не будет?

Кто-то из женщин ответил:

— Будет у вас сегодня историк, успокойтесь! Он даже приготовил карту. Можете отнести в класс.

— Это я с удовольствием. А как её звать? — буркнул верзила, впрочем, не являя особого интереса.

Та же невидимая Эмма Васильевна поправила:

— Не её, а его. — И обратилась к учительской: — Кто знает, как величать нового историка?

Я вошёл и, обращаясь ко всем, с достоинством назвал своё имя-отчество, ну и фамилию конечно.

Полная, с родинкой на щеке учительница (несомненно, Эмма Васильевна) кивнула на верзилу:

— Нестор Петрович, к вам дежурный из шестого.

Под дремучими бровями верзилы мелькнуло нечто отдалённо похожее на изумление. Мелькнуло и исчезло.

— Карту, — коротко потребовал верзила.

По школе раскатилась настойчивая электрическая трель — мой первый звонок на урок — и залетела к нам, в учительскую. Я беру классный журнал и деревянную указку. И ощущаю на себе взгляды коллег. Они смотрят на меня и словно чего-то ждут.

— Я пошёл, — сказал я. А что ещё я мог сказать?

— Ни пуха ни пера! — лихо воскликнула седая географичка, будто бы от имени всего коллектива.

— Спасибо, — ответил я вежливо, как и полагается воспитанному человеку.

— К чёрту! К чёрту! — вразнобой подсказали коллеги.

— Пошлите нас к чёрту. Ну, ну, смелей! Мы не обидимся, — подбодрила географичка.

— Если так… катитесь ко всем чертям! — произнёс я, тронутый их вниманием.

И вот, вооружённый журналом и указкой, я открываю дверь шестого класса. В школе он самый младший.

А в классе, видать, все глухие — не слышали звонка. Мужчины и женщины, — ну да, это же мои ученики, — бродят между партами, кое-кто стоит ко мне спиной. У доски возится с мелом и тряпкой знакомый верзила. Тряпка почти незаметна в его лапе, будто он вытирает доску ладонью. Я жду у порога, когда они соизволят обратить внимание на такую мелочь: пришёл учитель, чёрт возьми! — но люди, переговариваясь, продолжают разгуливать по классу. Но, наконец-то! — меня замечают, слава тебе господи.

— Новичок? — доброжелательно спрашивает розовощёкая белёсая дева, опоясанная по груди коричневой мохнатой шалью. — Садись за той вон партой. Там свободно. — И она указывает на первую парту, стоявшую перед учительским столом.

Меня приняли за нового ученика — вновь подвели рост и мой юношеский облик. Я едва не смеюсь, — горько-горько, — но сдерживаю себя и начальственно кашляю:

— Кгхм! Кгхм! Здравствуйте, товарищи!

Верзила обернулся, рявкнул:

— Угомоняйтесь! Пришёл историк!

Итак, я представлен, остаётся уточнить фамилию, имя и отчество. В учительской меня предупредили, мол, шестой самый великовозрастный в школе, но явь превзошла все ожидания: за партами там-сям сидели сорокалетние мужчины и женщины и выжидательно взирали на нового учителя.

— К-кто староста?

Я даже стал заикаться, озадаченный увиденным.

— Староста у нас Гусева, — заботливо подсказала девушка с шалью.