Большая операция

Через несколько минут ассистент О'Мары жестом указал Конвею, что тот может пройти в святая святых. При этом помощник изо всех сил пытался предупредить врача бровями о приближении неминуемого конца, одновременно выражая свое сочувствие опущенными уголками рта. Комбинация была настолько нелепой, что Конвей ничего не успел сообразить, как уже оказался перед О'Марой, на лице которого играла глупая ухмылка, означавшая крайнюю степень недовольства.

Психолог ткнул пальцем в сторону самого неудобного кресла и выкрикнул:

– Какого черта, что вы там затеяли, наводнив Госпиталь бестелесными разумными существами?!

– Что?.. – начал было ничего не понимавший Конвей.

– ...Вы что, играете в дурака?! – продолжал бушевать О'Мара, не обращая внимания на попытки Конвея ответить. – Или намерены выставить дураком меня? Не перебивайте! Скажите спасибо, что вы здесь самый молодой старший врач, а ваши коллеги – отмечу, никто из них не занимается прикладной психологией – очень высоко о вас отзываются. Но подобное идиотское и безответственное поведение достойно лишь пациента психиатрической палаты!

Благодаря вам дисциплина младшего персонала катится вниз, – продолжал О'Мара уже более спокойно. – Совершать ошибки теперь стало едва ли не заранее решенным делом! Практически каждая старшая медсестра слезно меня умоляет избавить ее от чудовища! Вы только то и сделали, что придумали монстра, которого нельзя увидеть, пощупать и обнаружить. Ну, а освободить от него, естественно, святая обязанность главного психолога!

О'Мара сделал паузу, чтобы перевести дух, а когда он снова заговорил, голос его стал спокойным и почти вежливым.

– И не думайте, что вам удастся кого-нибудь обмануть. Попросту говоря, вы надеетесь, что если вокруг будет допускаться множество ошибок, то ошибка вашего друга пройдет относительно незамеченной. И прекратите открывать и закрывать рот – ваша очередь говорить еще настанет! Во всей этой ситуации меня на самом деле волнует лишь один аспект – это то, что я разделяю с вами ответственность за происходящее. Я задал вам неразрешимую задачу в надежде, что вы подступитесь к ней под новым углом зрения, углом, который принес бы нам хотя бы частичное решение, достаточное, чтобы снять нашего приятеля с крючка. Вместо этого вы создали новую проблему, пожалуй, похлеще прежней.

Возможно, из-за вполне простительного раздражения я слегка преувеличиваю, доктор, – уже совсем спокойно продолжал О'Мара, – но факт остается фактом, у вас с этим делом могут быть серьезные неприятности. Я не верю, что медсестры намеренно допускали ошибки – по крайней мере не до такой степени, чтобы это угрожало их пациентам. Но очевидно, что любое послабление в требованиях очень и очень опасно. Доктор, теперь-то вы хоть начинаете понимать, что вы натворили?

– Да, сэр, – ответил Конвей.

– Вижу, что начинаете, – сказал О'Мара с необычной для него мягкостью. – А сейчас я хотел бы узнать, почему вы это сделали. Итак, доктор?

Конвей тянул время, подбирая слова для ответа. Уже не один раз покидал он кабинет главного психолога со слегка подпаленными крыльями, но на этот раз дело, похоже, было серьезным. Общепризнанное мнение гласило, что, когда О'Мару не очень волновал вопрос, или в тех редких случаях, когда человек ему действительно нравился, психолог позволял себе расслабиться, быть несносным и демонстрировать свой дурной характер. Но если О'Мара становился тихим и вежливым, а в его голосе не слышалось сарказма, другими словами, если он начинал относиться к подчиненному скорее как к пациенту, а не как к коллеге, значит, человек увяз в неприятностях по самые уши.

Наконец Конвей начал говорить:

– Поначалу это была просто история, объясняющая мое любопытство.

Медсестры не рассказывают сказки, хотя могло сложиться впечатление, что именно этого я от них и хочу. Все, что я сделал, так это выдвинул предположение, что доктор Маннон со всех точек зрения здоров; внешнее физическое воздействие инопланетных бактерий, паразитов и им подобных я исключил из-за тщательности наших асептических процедур. Относительно его психического состояния вы, сэр, сани нас убеждали, что здесь все в порядке. Таким образом, я обосновал существование внешнего не... нематериального воздействия, которое может быть направлено как намеренно, так и непроизвольно.

У меня пока нет никакой определенной теории, – быстро продолжил Конвей. – И ни о каких бестелесных разумах я никогда не упоминал, но в операционной происходит что-то необычное, и не только когда там работает Маннон.