Большая игра

Инспектор Хью Фоссет Ватсон едва успел доложить о письме высшему управлению, а высшее управление едва успело запросить о местопребывании агента английское посольство в России, как Стивэн Вуд уже бродил по Петрограду с браунингом в кармане и розыскной карточкой № 7781 перед глазами.

Он появлялся повсюду: то изысканным европейцем в цилиндре и в английском полупальто, то русским офицером в чине штабс-капитана, то оборванцем в серой кепке и разорванной солдатской шинели. Только очень опытный глаз мог различить в блестящем капитане чуть-чуть преувеличенную склонность к щелканью шпорами, а в оборванце — к сплевыванию сквозь зубы.

Он появлялся в тайных игорных клубах-«мельницах», которые были полны дамами в трауре и слишком вежливыми молодыми людьми. Играя, дамы в трауре оплакивали своих мужей, отцов и братьев.

Он появлялся и в рабочих кварталах.

Инспектор Хью Фоссет Ватсон мог быть доволен агентом Вудом.

Согласно всем правилам секретной агентуры он последовательно изучал гибнувший город.

Он искал и находил десятки людей сорока пяти — пятидесяти лет, среднего роста, которых война лишила левой руки и заставила ходить прихрамывая, но ни один из них не имел никакого отношения к манифесту Уаламы.

4

Однажды, бродя по Петрограду, Вуд зашел в пивную под названием «Разоренная Бельгия», на Лиговской улице. На этот раз он был в обычном полудорожном костюме — резиновое пальто, серое кепи и гетры. Столик у окна был свободен. Он подозвал полового.

— Пару пива.

Только три-четыре столика были заняты. За одним из них в глубине комнаты сидели: блестящий студент в застегнутой доверху шинели, на которой горели пуговицы с императорскими орлами, скромно одетая женщина и оборванец.

Вуд прислушался к разговору.

— В этом году дела самые что ни на есть пустые, — говорил оборванец, — вот в прошлом году была тактичная работа.

— Видите ли, — говорил студент, раскрыв портсигар и нервно постукивая о край стола папиросой, — сегодня, когда мы познакомились, я говорил вам, что мне бы очень хотелось принять участие в… ваших занятиях.

Он замолчал, опустив глаза.

— Видите ли, трудно жить на средства, которые мне предоставлены. Я не могу из-за недостатка в средствах отказывать себе… в моих друзьях из высшего общества или…

— Или в нескольких подругах, — с иронией добавила женщина.

— Словом, ваши занятия или, вернее, мое участие в ваших занятиях было бы для меня желательно. Так что, может быть, я…

— Если вы будете только наводчиком, — сказал оборванец, — так это, пожалуй, вас не покроет.

— Наводчик… это, так сказать, показывать вам различные места для покражи?

— Именно так-с. Если можно так выразиться, для совершения противозаконных действий.

Вуд допил свой стакан и налил из другой бутылки.

— Если бы вы допустили меня к участию в ваших делах, — говорил студент, бегая глазами и потирая слегка дрожащие руки, — это было бы одинаково удобно для нас обоих. Я часто бываю среди общества, которое могло бы, вероятно, занять вас.

Оборванец почесал небритый подбородок.

— Вы, кажется, изволите пребывать-с на восточном факультете?

— Да.

Вуд прислушался. Внезапная мысль о человеке, обладающем «документом, необходимым правительству Британии», мелькнула в голове, чуть не заставив расплескать пиво.

— У вас, должно быть, имеются знакомства среди…

Оборванец перегнулся через стол к студенту и что-то прошептал на ухо. Студент отвечал также шепотом.

Вуд встал и подошел к ним.

— Простите, — сказал он, обращаясь к студенту, — вы разрешите мне оторвать вас от ваших друзей на одну минуту?

— Я к вашим услугам, — сказал студент, вскакивая.

Они отошли в сторону и сели за столик у окна.

— Будем знакомы, — сказал агент, — Шарыгин из Киева. Где-то имел удовольствие вас видеть.

— Свехновицкий, — пробормотал студент.

— Я слышал ваш разговор, — начал холодно Вуд, — и очень жалел, что в вашем университете, по-видимому, не имеют понятия о регенсдорфской тюремной системе. Эта система, уверяю вас, совершенно излечивает от всякой склонности к преступлениям.

— Милостивый государь… — начал с гневом Свехновицкий.

— Впрочем, я позволил себе потревожить вас по другому делу, — Вуд ласково улыбнулся иди попытался улыбнуться, подняв углы губ и сморщив кожу на переносице.

— Я слышал, что вы студент восточного факультета. А позвольте узнать, какие языки вы изучаете?

— Арабский, персидский, турецкий, если вам угодно.

— А известен ли вам эфиопский язык?

— Эфиопского я почти не знаю. Но что вам, собственно говоря, от меня нужно?

— Еще один вопрос. Не знаете ли вы здесь, в Петрограде, человека, который владел бы этим языком вполне свободно?

— Кроме бывшего русского посланника в Хабеше, который уже года два-три как вернулся в Петроград, никого не знаю. Да и посланника знаю только по имени.

— Позвольте узнать, кто преподает этот язык на вашем факультете?

— Со времени моего поступления в университет этот язык у нас не преподавался. А почему, собственно говоря, вас это интересует?

Вуд как будто не расслышал вопроса.

— Не знаете ли вы случайно, кто преподавал этот язык до вашего поступления в университет?