Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Не подлежит сомнению, что величие цивилизаторских усилий А. Конолли и подобных ему проводников колониальной экспансии Великобритании в Азии поражало воображение европейской общественности. Стремление к насаждению среди мусульман идеалов свободы и просвещения, с одной стороны, и вполне понятное намерение не допустить их переход под скипетр «полуварваров — московитов», с другой, определяли деятельность многих подданных королевы Виктории. Неслучайно Э. Саид в своем классическом труде по истории ориентализма обратил внимание на то обстоятельство, что на протяжении викторианской эпохи первооткрыватели и миссионеры рассматривались многими современниками как герои, «спасающие Восток от темноты, враждебности и отчужденности»[11].

Наряду с приведенными выше версиями, следует обратить внимание еще на одну трактовку Игры, понимаемой как соревнование товаров и капиталов на азиатских рынках, где европейские компании имели возможность «испытать себя» при минимальном риске политических осложнений в сравнении со Старым Светом. По сути дела, используя выражение английского историка Макса Белоффа, «британские правящие круги принимали как данность то, что международный порядок формировался конкурирующими державами, в задачу которых входило обеспечение себя всеми доступными активами»[12].

Вместе с эскалацией дипломатической борьбы в 1870-х — 1880-х гг. трактовка Большой Игры претерпела заметные изменения. Примером может служить ее понимание, изложенное в памфлете, увидевшем свет в 1875 г. Название брошюры говорило само за себя — «Большая Игра. Призыв к проведению Британией имперской политики». Любопытно, что анонимный автор ратовал за наступательный курс лондонского Кабинета на периферии Европы, главным образом, в Центральной и Южной Азии, не исключая, впрочем, сотрудничества там Англии и России, которые, по его мнению, обладали всеми возможностями для объединения усилий, чтобы «обеспечивать мир и безопасность доброй половине света», защищая ее от атак других держав, скажем, Китая[13].

Несмотря на эту и аналогичные публикации[14], вряд ли можно предположить, что большинство английской или российской властной элиты относилось с симпатией к азиатской политике противоположной стороны в эпоху, когда обе империи временами балансировали на грани открытия военных действий друг против друга. Неслучайно поэтому Редьярд Киплинг, блестящий певец Британской Индии, «визуализировал» Большую Игру через восприятие англо-русского соперничества созданными им литературными героями — мальчиком-полукровкой Кимом, и его наставниками, деятельность которых была направлена на то, чтобы противодействовать интригам России на севере Индостана[15]. И хотя знаменитый писатель, бесспорно, сумел передать «дух эпохи», его рассказ о разветвленной и высоко эффективной секретной службе, созданной англичанами в Индии, отразил лишь один из аспектов Игры — борьбу разведок. При этом Киплинг преувеличил масштабы деятельности «зловещих» русских агентов против англичан в глазах читающей публики[16]. Впоследствии искаженное понимание Большой Игры доминировало в общественном мнении европейских стран, США и Японии на протяжении десятилетий[17].

Интересно, что многие политики, дипломаты и путешественники также начали активно использовать лексику Большой Игры на рубеже двух столетий. К примеру, известный исследователь Азии, разведчик, а затем политический агент в Читрале, специальный уполномоченный по Тибету и представитель в Кашмире Фрэнсис Янгхазбенд так описывал свои впечатления от встречи с царскими военными администраторами в районе Памира: «Мы и русские конкуренты, но я уверен, что российские и английские офицеры по отдельности скорее найдут общий язык друг с другом, чем с лицами из других стран, которые не соперничают с ними. Мы все ведем Большую Игру, и нам не следует всячески пытаться скрыть этот факт»[18].

Другой хорошо осведомленный участник событий, Генри Уигхэм, следующим образом комментировал русско-британское соперничество в книге, увидевшей свет на рубеже XIX–XX вв.: «Опасность для нас таится не столько в игнорировании значимости государства шаха (то есть Персии. — Е.С.) на шахматной доске Азии, сколько в очевидной неспособности наших руководителей на Даунинг-стрит осознать тот факт, что Игра уже в самом разгаре и что без немедленного хода с нашей стороны развязка не может быть отложена на долгое время. Настоятельно необходимо, чтобы ответный ход был бы сделан в правильном направлении. Мы играем против соперника, который давным-давно составил свой план кампании и никогда не упускал возможности воплотить его в действительность. Его Игра профессиональна и последовательна, потому что он всегда знает свою конечную цель»[19].