Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

— Извините, Джек. Одну минуту. — Он вытащил пачку купюр, запер сейф, поместил фотографию на прежнее место. Когда он подошел к письменному столу, у него подрагивало веко. Странно, что я этого не заметил при нашей первой встрече. — Вы спрашивали о каком-то банкире? — Он сел.

— О Сэвидже из Филадельфии. В доме четырнадцать по Эджфилд-роуд я нашел вот это. — Я протянул Батлеру журнальную вырезку. — Мне почему-то подумалось, что вы можете его знать.

Батлер в течение нескольких секунд рассматривал снимок.

— Да, мы встречались лет пять назад на торжестве, которое филадельфийские власти организовали по случаю наших гастролей. Мы тогда ставили «Охотников за радугой». Там я и перекинулся с ним парой слов, в первый и последний раз. Он весьма влиятельный человек в Филадельфии. Вы считаете, что этот снимок имеет какое-то значение?…

— Ничего я не считаю, мистер Батлер, но снимок вырезан из журнала явно неспроста.

Батлер усмехнулся:

— Неужели наш «любитель настоящего искусства» взялся заодно и за Сэвиджа?

— Почему бы и нет. Или за мистера Дьюи.

— Да-да, — захохотал он, — Или за мистера Дьюи! Почему бы и нет! Но Дьюи голыми руками не возьмешь. Что касается Сэвиджа, — продолжал Батлер, немного успокоившись и вертя в длинных пальцах карандаш, — он больше всех жертвует на нужды Республиканской партии. Шантажировать его? Гм, это был бы занятный ход!..

Я многозначительно посмотрел на ту стену, где Батлер напропалую обнимался и целовался с Фарли, Леманом и самим ФДР[4].

— А вы, стало быть, за демократов, судя по этим фотографиям?

— Вы знаете, я разочаровался в Фарли, — откликнулся Батлер, — но ФДР — это действительно великий человек. Я горжусь, что способен хоть чем-то помочь демократам. Ведь они в тридцать третьем отстояли систему свободного предпринимательства. Фактически спасли страну. Этого никто не понимает. Если бы не ФДР, в стране произошла бы революция, самая настоящая революция! — Батлер заметно оживился, он весь подался вперед и, положив руку на стол, постукивал пальцами в такт своему монологу. — Сейчас не помнят о том, что к власти могли прийти красные.

Люди жалуются на тяжесть реформ, а про красную опасность уже забыли. В этой стране у всех короткая память.

Мне ужасно захотелось его подзавести:

— Рузвельт втянул нас в эту проклятую войну.

— Это низко, Джек, то, что вы говорите! — Он завелся с пол-оборота, даже приподнялся в кресле, вены на его шее так вздулись, что при желании можно было бы их пересчитать. — Да я выставлю вас вон, наглый, самоуверенный шамес!

— Дайте мне закончить, мистер Батлер. Так говорят на улицах. Проститутки, парикмахеры, продавцы газет, — короче, простые люди. Они уверены, что ФДР с самого начала предполагал участие Америки в этой войне.

— Они ошибаются. — Батлер пригладил седины. — Извините, Джек, я погорячился. Как опытный детектив, вы нащупали мое больное место.

— Нас этому учили.

Он нетерпеливо кивнул:

— Ну хорошо, займемся делами. — К нему уже вернулось самообладание. Он отсчитал пять двадцаток и вручил их мне. — Если «любитель настоящего искусства» и впрямь переключился на банкиров, ну что же… дай-то Бог. А эта вырезка, она, по-своему, может быть, и представляет интерес, но вряд ли имеет отношение к нашему делу.

— Пожалуй. Даже на косвенную улику не тянет.

— Да-да, — сказал он рассеянно, уже не вслушиваясь в мой ответ. — Как бы то ни было, я буду иметь вас в виду, если эта история получит продолжение. И вы тоже, пожалуйста, держите меня в курсе.

— За двести баксов всегда к вашим услугам.

Батлер встал — это означало, что я ему до смерти надоел.

— Все, о чем я прошу, — это держать меня в курсе. Я всегда контролировал ситуацию, поэтому и добился многого. — Он обвел рукой стены кабинета. — И я никому не позволю, — он вдруг перешел на патетический шепот, — слышите, никому не позволю отнять это у меня!

Я прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не расхохотаться ему в лицо:

— Неужели кто-то покушается на ваш балаганчик? Эйлин уже стояла на пороге, придерживая дверь. Пора было выметаться.

— Всего хорошего, мистер Батлер. — Я повернулся и вышел. Нет, не удержался, потрепал Эйлин по щечке: — Может, еще увидимся, рыженькая.

— Да пошел ты!..

В вестибюле швейцар, лифтер и охранник угодливо мне заулыбались. Поразительно, как они по одной только походке определяют, сколько зелененьких в вашем лопатнике. Это у них сверхъестественная какая-то способность.

Я рассудил не прятать добычу в сейф. Во-первых, неохота было переться в контору, а во-вторых, пусть парни за покером обалдеют, увидев у меня на руках такую солидную сумму. У нас в Санни-Сайде ставки низкие, и когда над столом зашуршит двадцатник, все мои противники встанут на уши.

В результате просадил за вечер пять баксов вместо обычных двух или трех. По правде говоря, я не самый лучший в мире специалист по покеру, и по той лишь простой причине, что у меня рот расползается до ушей, если приходит хорошая карта. Ничего не могу с собой поделать.