Большая Берта

— Какие, например? — беспечным тоном осведомился обугленный сухарь, гримасничая и сюсюкая с младенцем.

— Я не понимаю, зачем Келушик навестил дам на Орлеанской набережной, и уж совсем не могу взять в толк, почему его жена Тереза звонила ночью ювелиру.

Старый хрыч обернулся добродушным дедулей. Сначала он возил пресс-папье по темечку, потом, растопырив ладони и приставив большие пальцы к вискам, изображал слона.

— Бу-у-у, ду-у-у! Слон топ-топ! Съем тебя, сладкого!

Малыш распустил слюни-сталактиты длиной в полметра.

— А он неглуп, — объявил Большой Босс. — У него есть чувство юмора. Подумать только, этот клоп вырастет и станет взрослым мужчиной.

Философия начальника, ее вид и содержимое, всегда напоминали мне торт с кремом. Наиболее легковесные пословицы, казалось, были изобретены по его наущению: дорога лошадь к обеду; лучше дохлый кролик в руках, чем лиса в лесу. Вот его катехизис! Краеугольный камень морали! Путеводная нить его жизни!

Однако только что произнесенная банальная истина огорчила меня. Неужто крошка Антуан превратится в безмозглого шалопая, как вы да я! Похотливое алчное животное, нафаршированное пороками и микробами.

Я размышлял о судьбе, оставляющей корявые письмена на стенах общественных туалетов, как вдруг начальник вынул из ящика стола черную штуковину и сунул мне под нос.

— Этот блокнот нашли в кармане Терезы Келушик.

Его водянистые глаза заискрились, словно горный ручей.

— В нем различные пометки о расходах и прочее. Интересующая нас страница загнута. Прочтите. Всего одна строчка, но она тянет на приговор.

С сильно бьющимся сердцем (пусть оно так же бьется еще лет пятьдесят!) я схватил небольшой блокнот в дешевой клеенчатой обложке.

Надпись повергла меня в шок. Я бы меньше удивился, если бы босс вдруг запел, как Паваротти.

Ребекка. Орлеанская наб., 812. Тел.: Медон 00–00.[27]

— Он называл ее Ребеккой, прозвищем, — пробормотал Старик, — из чего я сделал вывод, что они были тесно связаны. Это ей должна была позвонить Тереза в случае опасности. Припоминаете, мой дорогой? «Позвони сама знаешь кому»… Именно Ребекка стояла в центре всего, дергала за ниточки и пыталась нажиться за счет и тех, и других. Она любит разыгрывать из себя испуганную мышку, раздавленную обстоятельствами. Но на самом деле она надула всех: племянника (повесив на него убийство), своего дружка Келушика (возможно, она сама его зарезала), патрона и любовника (она нашла у него убежище, когда запахло жареным, а он воображал, что посадил ее под стражу). Тонкая штучка!

— Вы забыли еще одного простофилю, которого она обвела вокруг пальца, шеф. Старый сухарь улыбнулся.

— Вас? Не упомянул из деликатности. Впрочем, вы сваляли дурака лишь в частностях, но благодаря вам правда выплыла наружу.

— Мне и Берте Берюрье, — совестливо добавил я. — Мадам обладает таким же тонким чутьем, как ее супруг. И где сейчас Ребекка?

— Скоро узнаем. Я отдал приказ, ее из-под земли достанут.

— Так ей и надо, — поразмыслив, заметил я. — Есть одно местечко, где она будет с удовольствием коротать досуг, — женская тюрьма.

Но вы же знаете Старика, он не любит игривых намеков. Насупившись, добродетельный сухарь отвел глаза.

— Полагаю, — сказал он, чтобы скрыть смущение, — что организация «Союз сестер», заинтересовавшись Рожкирпро, вышла на его секретаршу. И она, истинное чудовище, недолго думая…

— Точно, — вставил я, подавляя зевоту.

Я удалился довольно невежливо.

Бывают моменты, когда усталость, разочарование и гнусность жизни становятся невыносимы.

И вам тоже.
Я стремился домой.
А что тут удивительного?

ЭПИЛОГ

На прошлый день рождения я подарил Фелиции электрическую кофемолку. Красивая машинка, белая с серым, куча кнопочек, светящийся глазок и моторчик, тихий, как у сломанного «роллс-ройса». Однако Фелиция продолжала пользоваться старой ручной мельницей. Ручку можно было крутить, только зажав бочонок между коленями, а скрежетала она, как древний жернов.

Когда я вошел в кухню, Фелиция молола кофе. Рвущий душу скрип напомнил: сегодня же день рождения маман. Ах я болван! Уж такой день должен провести по-праздничному. Выспавшись, отправиться за цветами, купить какую-нибудь безделушку…

— Сынок! Ты!

Ее лицо осветилось радостью. Она отставила мельницу и поднялась.

— Какой у тебя усталый вид! Но… Но откуда этот ребенок?

— Его зовут Антуан, — сказал я и сунул ей в руки малыша. — С днем рождения, мама.