Болезнь Портного

И она, возвышаясь надо мной, улыбнулась. Пышущая здоровьем монументальная Сабра! Крепкие ноги, простенькие шорты, потрепанная в бою майка — торжествующая улыбка победителя! А у ног Сабры, рядышком с ее сандалиями… Кто это? Мальчишка! Сынок! Дитя малое! Александр Пор-нуа. Портнос. Портной-ой-ой-ой!

— Вот смотрю я на тебя снизу вверх, — сказал я. — Какие же вы, женщины, большие! Глянь, какая ты патриотичная! Тебе нравится побеждать, правда, милая? Ты знаешь, как оседлать победу! Ах, какая ты правильная! Ты потрясающая, ей-Богу — такая честь познакомиться с тобой. Послушай, возьми меня с собой, Героиня! Возьми меня с собой в горы! Я буду ворочать валуны до потери сознания — если в этом заключается добродетельность. Почему бы мне не стать добродетельным? Хорошим, хорошим, хорошим-прехорошим — правда? Жить только по твердым принципам. Без компромиссов! Пусть злодеями будут другие парни, правильно? Пусть в этой бойне участвуют гои. Пусть проклятия падут только на гойские головы. Если мне написано на роду быть аскетом, то пусть так и будет! Жизнь, исполненная лишений, самопожертвования, изнурительного труда и самоограничений. Звучит заманчиво! Ах, мне бы почувствовать вкус этих камней! Я уже его чую! Возьми меня с собой — в Портнойскую жизнь!

— Тебе надо вернуться домой.

— Совсем наоборот! Я должен остаться! Остаться! Купить себе шорты цвета хаки — и стать мужчиной!

— Поступай, как хочешь, — ответила она. — Я ухожу.

— Нет, Героиня, нет! — закричал я, потому что, похоже, начинал немного любить ее. — Ах, какая досада…

Ей это понравилось. Она посмотрела на меня с таким торжеством, словно я, наконец, согласился принять правду о себе. Пошла она на хуй!

— Я хотел сказать — какая досада, что я не могу трахнуть такую большую здоровую девушку, как ты.

Ее аж передернуло от омерзения:

— Скажи, пожалуйста, — зачем ты все время говоришь это слово?

— А что, в горах мальчики не говорят — «трахаться»?

— Нет, — ответила она коротко. — Они говорят по-другому.

— Ясно, — сказал я. — Это потому, что они не кипят от ярости, как я! От ярости к высокомерию!

И я схватил ее за ногу. Потому что мне этого мало. Я ДОЛЖЕН ИМЕТЬ…

— Что именно?

— Нет! — завизжала она.

— Да!

— Нет!

— Тогда, — взмолился я, когда она поволокла меня к двери, — я ведь не отпускал ее ногу, — тогда позволь мне хотя бы полизать твою пизду! Это я еще умею делать!

— Свинья!

И она врезала мне. Со всей силы. Нога первопроходчицы впечаталась мне прямо под сердце. Я это вымаливал? Кто знает, в чем мое предназначение? Может быть, я просто ноль. Может, мне нужно быть самим собой. Может, я и стал тем, кем должен был стать — лизуном, ртом, который жаждет пизды! Лижи! И не рыпайся! Может быть, самое мудрое решение для меня — жить на четвереньках. Ползти по жизни и лакомиться пиздой. Я вправе определять, что правильно, а что — нет, право быть отцами семейств предоставь прямоходящим. Зачем тебе сооружать в свою честь монументы, когда прямо по улицам гуляет такой лакомый кусочек?

Ползи по жизни! Вот только жив ли я? Голова у меня идет кругом, тошнота подступает к горлу. Ох, мое сердце! I И это в Израиле! Там, где все остальные евреи находят прибежище, спокойствие и приют, — Портной помирает! Там, где все остальные евреи процветают, — я испускаю дух! А ведь я всего-то хотел развлечь ее и поразвлечься немного сам. Ну почему к любому удовольствию прицеплен вагон, в котором следует возмездие? Свинья?! Кто — я?! Все повторяется снова — меня вновь нанизали на прошлое, на то, что было, а не на то, что будет! Хлопает дверь. Она ушла. Ушла моя спасительница, моя соплеменница, — и я вновь корчусь на полу со своими ВОСПОМИНАНИЯМИ. Лежу и хнычу. О, мое бесконечное детство! От которого мне не избавиться. Или которому не избавиться от меня! Вот именно! Вспомни о редиске. О редиске, которую я самолично выращивал на клочке земли позади дома, рядом с дверью в подвал. Моя кибуца! Редиска, морковь, петрушка — да, я тоже патриот, только я патриот другой земли! (Где, впрочем, я тоже не чувствую себя дома!) Но как же тогда быть с фольгой, которую я собирал? Как быть с кляссером, в который тщательно вклеены марки, рассказывающие о разгроме врага! А модели самолетов? Мой «пайпер», мой «хокер харрикеин», мой «спитфайр»! Как все это могло приключиться с тем хорошим мальчиком, который обожал английские военно-воздушные силы и Большую Четверку. О, какие надежды я возлагал на Ялту и на Думбартон-Оукс! Как я молился за ООН! Умирать? Почему? Наказание? За что? Импотенция? По какой такой причине?

Мартышкина месть. Конечно же.

— АЛЕКСАНДР ПОРТНОЙ, ЗА УНИЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА МЭРИ-ДЖЕЙН РИД В РИМЕ, А ТАКЖЕ ЗА МНОЖЕСТВО ДРУГИХ ПРЕСТУПНЫХ ДЕЯНИЙ, СРЕДИ КОТОРЫХ ВЫДЕЛИМ ЭКСПЛУАТАЦИЮ ЕЕ ПИЗДЫ, — ВЫ ПРИГОВАРИВАЕТЕСЬ К ИМПОТЕНЦИИ. ВЕСЕЛИТЕСЬ!

— Но, Ваша честь, она уже совершеннолетняя…