Бойцы тихого фронта

Итак, с Гришей Салниным мы увиделись в Мадриде весной 1937 года, когда вдвоем с Жаном, объехав вдоль и поперек Пиренейский полуостров, а также посетив Италию, вернулись во Францию через Марсель, но отправились не на север, к Парижу, а на юг. Тогда поездки были довольно свободными, не нужны были никакие специальные заграничные паспорта или визы той или иной страны. Единственное, что требовалось от любого путешественника, — его личный паспорт и проездной билет… (Разумеется, это касалось только гражданских лиц — остальные попадали под контроль Комитета по невмешательству.)

Гриша не был удивлен — встреча была предварительно согласована с центром. Он жил в одном мадридском отеле, превращенном в общежитие для советских военных специалистов. Встреча состоялась не в отеле, так как я был обязан находиться в Испании в качестве торговца и не имел права встречаться ни с кем другим, кроме Гриши. А в Испании в то время сражались в качестве бойцов интернациональных бригад, советников, врачей множество старых боевых товарищей с моей родины. Здесь были Карло Луканов и Васил Додев из Плевена, Жечо Гюмюшев, Фердинанд Козовский, летчик Захарий Захариев, который участвовал в обороне Мадрида, два сына Васила Коларова — Петр и Никола, Антон Иванов, Цвятко Радойнов, Димо Дичев, Константин Мичев, Антон Недялков. Но я не имел права ехать в Альбасете — центр интернациональных бригад: никто из товарищей не должен был знать характера моих поручений.

Одетый в мундир офицера испанской армии, Гриша выглядел сильно похудевшим и постаревшим. Его лицо загорело под испанским солнцем, а русые волосы совсем выгорели. Под глазами были черно-синие круги, но глаза все так же излучали теплоту.

— Нет и года, как я здесь, а кажется, будто провел в этой стране тысячу лет… Испания погибает, Ванко, понимаешь ли ты это!..

Вот что надломило крылья этого орла. Боль за Испанию.

— Неужели это так, Гриша? — спросил я тихо. — Ведь республика все же сражается?

— Испанцы — прекрасный народ, Ванко! Его нельзя не полюбить. И воевать умеют. Если бы ты мог видеть, как обороняли Мадрид женщины, мужчины, старики и даже дети! А как терпеливо они переносят лишения, страдания, кровь!.. Но анархия погубит этот народ. Неизбежно… Коммунистическая партия и другие сознательные силы предпринимают неимоверные усилия, чтобы навести порядок, дисциплину, организованность… Однако почти не добиваются результатов. В одном месте заштопают, в десяти местах рвется… Пятая колонна — это аркан на шее республики, а анархисты — стопудовые гири на ее ногах. Они тянут ее ко дну… Если же прибавить к этому интервенцию…

Наш разговор прервал незнакомый человек, который почтительно остановился у нашего стола.

— Извините, вы случайно не русский?

Это был пожилой испанец, который задал вопрос на смешанном испано-русском языке.

Гриша поднял голову и быстро осмотрел половину зала, откуда появился незнакомец. Там около большого стола сидело с десяток мужчин, таких же пожилых, скромно одетых, как и незнакомец. Они смотрели в нашу сторону.

— Совершенно точно! — кивнул энергично головой Гриша, установив, что эти люди друзья, которых нечего опасаться. — Мой товарищ нет, а я русский.

— Позвольте мне чокнуться с вами, камарадо! — сказал испанец.

— Наша компания предлагает выпить за Советскую Россию, за ее специалистов, за ее самолеты, которые обороняют небо Мадрида, за ее пушки и пулеметы! Салюд, камарада!

— Салюд, камарада! Салюд! — крикнули хором остальные, поднявшись на ноги и подняв рюмки. Встали и мы с Гришей.

— Пью за героическую Испанскую республику, за ее прекрасный народ! — предложил в свою очередь тост Гриша. — Пью за храбрых защитников Мадрида! Салюд!

— Салюд! Салюд!

Это была такая милая, такая искренняя демонстрация дружеских чувств испанского народа! Однако вести деловой разговор было невозможно. Поэтому мы пошли в другой ресторан в центре Мадрида, зиявший разбитыми окнами: поблизости разорвалась бомба.

— Видишь ли, Ванко, — сказал Гриша, когда мы сели друг против друга. — Народ без подсказки понимает, кто его друзья и открыто, шумно выражает свою благодарность… Так он относится и к бойцам интернациональных бригад, называя их русскими не потому, что путает их национальности. Это слово стало синонимом таких слов, как «брат», «друг», «товарищ»… Мы не опустили рук, — продолжал Гриша, — хотя уже и не питаем иллюзии о победе. Так думает и Старик. Мы все здесь работаем без сна и отдыха. Обучаем, организовываем, выступаем с лекциями, проводим практические занятия, составляем оперативные и тактические планы, чертим схемы внутренней охраны, а когда надо — беремся и за оружие… Нет, мы не сложим его до тех пор, пока не будут исчерпаны все средства самозащиты… Это касается позиции, которую нельзя, которую мы не можем оставить врагу без сопротивления…

Он знал, что, хотя надежды на победу не существует, он останется до конца на своем боевом посту. Гриша Салнин, как и Берзин, как и много других советских товарищей, был выкован из самого прочного, самого благородного металла…