Боярская честь. «Обоерукий»

Много вопросов, слишком много. И посоветоваться не с кем. Не пойдешь же с этим к настоятелю Савве? А то еще и в связи с дьяволом обвинит. Нет, не пойду к настоятелю, хотя он мне ничего плохого не сделал. Мудрый совет – вот что я хотел бы сейчас услышать. Занятно, существует ли какой-либо план подземелья? И почему я не заглянул в другие свитки? Может быть, ответ на все вопросы рядом был, лежал, свернутый в трубочку, а я его своими же руками в монастырь отдал.

Чем больше я думал о подземелье, тем сильнее мне хотелось спуститься туда вновь. Я почувствовал в себе азарт исследователя. Только утром еще был рад, что не придется спускаться туда вновь, и вот – здравствуйте, я ваша тетя. Сам, по своему желанию хочу туда вернуться. Воистину, неисповедимы пути Господни, а человек – переменчив. Нет, прочь мысли о подземелье, пусть все пока останется так, как есть – время терпит.

Прошел месяц, заполненный заботами о доме и деревне, вернее – уже селе: никак не могу привыкнуть к новому статусу своего имения.

После одной из служб в церкви, аккурат на Усекновения главы Иоанна Предтечи, Дня поминовения всех православных воинов, за веру и отечество на поле брани убиенных, ко мне подошел отец Питирим.

– Здравствуй, Георгий!

Я поклонился.

– Давненько ты в монастыре не был, настоятель свидеться хочет.

– Раз хочет, значит – свидимся.

Я возвращался из церкви и размышлял – зачем я понадобился. Лена опиралась на мою руку и всю дорогу к дому о чем-то говорила, только слова ее пролетали мимо моих ушей. Вдруг какое-то слово задело сознание.

– Ты что сейчас сказала?

– Новости городские пересказывала – после службы разговаривала со знакомыми.

– О чем говорили?

– Вот те на! Я тебе всю дорогу рассказывала.

– Извини, задумался немного. Повтори, что ты говорила в последнюю очередь?

– О страже.

– Не слышал ничего ни о какой страже.

– Ну как же, указ государев вышел, для того, значит, чтобы с пожарами бороться. В каждом городе стража пожарная будет.

Хм, интересно! Ну и ладно, давно пора, а то, как ни год – особенно засушливый, так целые кварталы или даже улицы выгорают.

На следующий день я выехал в монастырь.

Настоятель встретил меня ласково, как лепшего друга. Ой, хитер настоятель. Мягко стелет, да жестко спать. Неуж еще какую-то тяготу придумал?

Мы поговорили о погоде, о ценах на урожай. Репу, брюкву и капусту я уже продал на торгу – не сам, конечно, управляющий Андрей. Пшеница росла на моих землях плохо, поэтому я сеял рожь да ячмень, и зерно продавать не собирался – своя мельница была да постоялый двор.

– Как книжицы да манускрипты, что нашел я по твоему поручению, настоятель? Те ли, что сыскать надобно было?

– Какие книжицы, Георгий? Ты о чем?

Я замолк, как язык проглотил. Намек я понял – о книгах ни слова, как будто их не существовало никогда. Тогда зачем вызвал настоятель?

– Верно служишь – на поле брани не трусишь, но и голову зазря не подставляешь. Язык опять же не распускаешь, разумом не обделен. Все время, как тебя вижу, думаю – и что ты от Разбойного приказа отказался?

Я только рот открыл – ответить, как настоятель вынул из шкатулки пергамент:

– Читай!

Я взял пергамент в руки.

– Боярин Михайлов… высочайшим соизволением… землею.

Я тряхнул головой, начал читать снова и медленно.

– Это что?

Настоятель засмеялся.

– Ты что – грамот жалованных не видел никогда?

– Откуда же?

– Государь тебя из прочих выделил за службу верную и жалует тебя землею. Немного землицы, верно, так тебе удобно – по соседству с твоим наделом, на полдень.

– Погоди маленько, настоятель. Сколько земли?

– Тут же писано – пять сотен чатей. Конечно, невелика дача, зато от самого государя.

Настоятель хитро улыбнулся, и я понял, что без отца Саввы тут не обошлось. Чем больше я его узнавал, тем яснее мне становилось – есть у него наверху, среди придворных, свои люди. С чего бы государь о рядовом, незнатном боярине Михайлове вспомнил? У него таких, как я, – не одна сотня, а может, и тысяча.

– Ты что, боярин, недоволен?

– Нет, просто удивлен и обрадован: надо же, сам государь грамотку подписал.

– Ну это ты подрастерялся маленько – бери, владей.

Настоятель протянул мне грамоту.

Я встал и поклонился. Я прекрасно понял, откуда дует ветер и кому я обязан дачей. К слову: «дача» – это не садовый участок в современном его понимании. Это земля или поместье, жалованное, данное государем дворянину. Потому и «дача».

– Служи ревностно и верно, и государь о тебе не забудет. – Настоятель улыбнулся, подмигнул и добавил: – И я не забуду.

Мы попрощались. Я сложил грамотку, сунул ее за пазуху и поехал домой. Земля – это, с одной стороны, хорошо, так ведь ее снова обустраивать надо: о крепостных же на земле в дарственной грамоте ни слова нет. К тому же боевых холопов снова искать придется.

Моей земли было три тысячи чатей, да государь пожаловал пятьсот. По нынешнему – приблизительно полторы тысячи гектаров. В целом – вполне прилично. Одно не радует – осень уже, новый год пошел, землею заняться будет не с руки. Новый год на Руси наступал первого сентября, и никто его не считал праздничным днем – так, день как день.