Боя часов я так и не услышал

И какого черта все в Клинике такие любопытные и приторно вежливые? Неужели здесь нет старой-доброй ненависти между коллегами, тайной злобы на вышестоящие чины и зависти к высоким окладам? Конечно, нет. Клиника платит всем столько, сколько нужно для полнейшего молчания. Наверное, большинство сотрудников даже не знают, где они работают на самом деле, когда выносят утки, подтирают полы и разглядывают пришельцев через камеры видеонаблюдения.

Со звоном открылись створки лифта, и Рейнхольд шагнул внутрь. Пахло моющим средством и дорогим одеколоном. Наверное, так было всегда, но сейчас Кестнер поморщился. Что-то сегодня ему явно действует на нервы. Может, сказывается кофе, а может – ощущение того, что все идет неправильно и совсем не так, как должно. Он уже испытывал нечто подобное больше полугода назад, и вот, полнейшее дежавю. Вероятно, нечто такое чувствует преступник, сбежавший с места преступления, не успев, как следует, замести за собой следы.

Экранчик с нумерацией этажей показывает шестой. Официально, это самый верхний этаж Клиники. А цифр на панели доступа всего семь. Нулевой этаж – подземная парковка и территория внутреннего склада. Чтобы попасть ниже, необходимо воспользоваться маленькой пластиковой карточкой, которая сейчас лежит у него между пропуском и бейджиком. Рейнхольд спохватился, прицепил его на лацкан халата, поправил в отражении, чтобы тот висел ровно.

Он нажал единицу, и створки с шумом захлопнулись. Мерный гул мотора, заглушенный зазвучавшей классической музыкой, почти убаюкивал. Да уж, что ему не помешает сейчас, так это крепкий сон, подальше от Клиники. И никаких телефонных звонков с желтым звуком. Его передернуло от одного воспоминания, а при мысли, с кем сейчас предстоит встреча, стало, и вовсе, тошно. Герр Кальцер всегда вызывал у него неподдельный страх, отвращение и изжогу.

Лифт мягко вздрогнул и остановился. Со звоном двери ушли в стороны, и в глаза ударил серый свет дождливого немецкого утра. На первом этаже огромные окна – отсюда открывался бы чудесный вид, если бы не бурлящий Страуб. Кажется, кое-кто из директоров Клиники утверждал, что вид лазурной реки будет успокаивать пациентов, но Рейнхольду что-то подсказывало обратное. В конце концов, у них не психиатрическое отделение, так кому какое дело до их душевного состояния?

Рейнхольд справился с собой, одернул халат и двинулся в сторону кафетерия – просторного белого помещения с прозрачными стенами и пластиковыми стульями, где иногда подавали подгоревшие гренки, пережаренную яичницу и сыроватый бекон. Единственное, что еще радовало – это крепкий черный кофе. Его еще не смогли испортить.

Посетителей немного – два или три пациента в дальнем углу, да парочка санитаров рядом с дверью. Рейнхольд небрежно махнул им рукой.

Ряд торговых аппаратов по правую руку убеждал Рейнхольда приобрести что-нибудь более существенное, но даже одна мысль о еде вызывала у него легкую тошноту. Конечно, стоило бы перекусить сейчас: когда сюда прибудут гости, времени на такие мелочи не останется, но кусок упорно не желал лезть в горло. Рейнхольд опустил купюру в автомат, выбрал бутылку минеральной воды и ушел прочь, так и не забрав сдачу.

Внутри кафетерия пахло вездесущим чистящим средством. Кажется, им пропитался каждый уголок Клиники, заменив собою любые другие ароматы. Наверное, так же пахнет и жидкий суп, и овощное пюре, и чай с какао – проверять не хотелось.

Рейнхольд устало огляделся вокруг, выбрал ближайший к окну одинокий столик с безликой белой крышкой, опустился на стул и стал ждать. Господин Кальцер отличался пунктуальностью, значит, еще целых пять минут можно просто думать о своем и пялиться в залитое дождем серое окно, с тоской вспоминая, как замечательно ему было в Берлине. И только зачем они отправились в…

– Господин Кестнер, – произнес у его уха бесцветный голос, похожий на шелест страниц, – Доброе утро.

Рейнхольд подскочил на месте, едва не выронив бутылку воды из рук. И снова он слишком увлекся своими мыслями, упустив не только звук шагов, но и скрежет колес инвалидной коляски. Черт, да таким шумом можно мертвого разбудить. Видимо, отдых ему, и в самом деле, просто необходим.

– Герр Кальцер, – проговорил он, пожимая тонкую белую ладонь, – Рад вас видеть.

Кальцер был худ, бледен, высок и невероятно изможден. А еще, невероятно, неприлично и невообразимо богат, что в свою очередь не помешало ему опуститься в инвалидную коляску чуть больше тридцати лет назад. Видимо, за деньги невозможно купить здоровье, как бы сильно ты этого не желал. Ходили слухи, что Кальцер побывал во всех ведущих клиниках мира, но медицина не всегда творит чудеса. Поэтому эта допотопная рухлядь, где восседал генеральный директор Фермы Трупов, давно срослась с его телом воедино. Несмотря на отвращение, Рейнхольд испытывал почти жалость к этому человеку.