Бой на вылет

Незнакомец поднимается очень тихо, но я следую за ним ещё тише. Он не зажигает ни фонаря, ни спички, ни свечи. Я — тем более. Только луна, время от времени проглядывающая в прорехах среди туч, бросает скупой намёк на свет в узкие, высоко расположенные окна на лестничных площадках. Но и этого намёка мне хватает, чтобы снизу рассмотреть незнакомца, когда он останавливается ненадолго на площадке между вторым и третьим этажом. Останавливается и прислушивается. Я, разумеется, останавливаюсь тоже. На том, за кем я слежу, длинный тёмный плащ и широкополая шляпа, очень похожие на мои. При этом он явно выше меня ростом, его руки забраны в чёрные перчатки, а в едва слышном запахе, который он оставляет после себя, чувствуется странная сладковатая нотка, которую я не могу идентифицировать. И это мне не нравится. Я говорил, что слух и обоняние скаутов Внезеркалья тоже развиваются специальными методами, и у лучших из нас не многим отличаются от обоняния и слуха средней дворняги? Говорю.

Ага, двинулся дальше, остановился на площадке третьего этажа. Здесь только одна дверь — видать, большая квартира. Снова замер. Прислушался, огляделся. Что-то достал из кармана — ключ, отмычка? — приступил к двери.

Хорошо, а если он тут живёт?

Ну да. Зачем тогда час торчал в подворотне, ожидая, пока все уснут и вообще таится?

Ладно, пусть не живёт, пусть это вор. Тебе-то какое дело?

Угу, а то я не знаю местных воров…

Два замка, и оба он открыл совершенно бесшумно и быстро. Значит, всё-таки ключи. Петли тоже не скрипнули.

Закроет обратно на замок или нет? Хозяин бы закрыл. И вор тоже, но лишь в том случае, если бы знал, что в квартире никого нет.

Не закрыл.

И тут я впервые понял, что ввязался в чертовски опасное дело, а оружия при мне — один перочинный нож, который я всегда ношу с собой. Правда, лезвие в нём отточено до бритвенной остроты и стопорится, но против серьёзного противника это слабоватый аргумент. Впрочем, как применить. К тому же отступать поздно. Если там, за дверью, спящая большая и счастливая семья, подобная той, о которой мне пришлось писать сегодня утром…

В тот момент, когда незнакомец проник в спальню и склонился над спящей четой, мне стало ясно, что ждать больше нельзя.

Как он почувствовал моё движение?

Не знаю, но почувствовал, обернулся и выбросил кулак, затянутый в чёрную перчатку, навстречу моему броску.

Встречный удар — ошеломляющая штука, поскольку скорости — в данном случае моей головы и его кулака — складываются, и энергия удара получается гораздо выше, чем, если бы, голова оставалась на месте, а двигался только кулак.

В правом глазу полыхнуло огнём, и я с грохотом рухнул на пол, кажется, сломав по дороге случайно подвернувшийся стул.

— А-ааа! — завизжала, тут же проснувшаяся женщина. — Помогите-е! Воры-ыыы!!! Убивают!!!

Хорошая реакция, молодец. Но у меня тоже неплохая. Удар был силён, однако сознания я не потерял и успел заметить, как чужие плащ и шляпа исчезли в проёме двери, а посему с низкого старта кинулся вслед. Очень хотелось догнать гада и проверить, как держит удар он. И очень не хотелось объяснять перепуганной семье обывателей, почему известный репортёр уважаемой городской газеты «Вечерние известия» оказался среди ночи в их квартире.

Четыре лестничных пролёта я преодолел в четыре прыжка. Но мой противник, видимо, в два, потому что уже выскочил на улицу, в то время, как я только-только пересекал двор.

Никогда не встречал столь быстрых. Я выкладывался на полную, но не мог сократить расстояние между нами ни на шаг. Так мы и мчались по пустому ночному городу — две молчаливые безумные тени в плащах и шляпах.

Знакомая пролётка показалась из-за угла как раз в тот момент, когда я начал терять дыхание и отставать. Очень вовремя! У меня ещё хватило сил, чтобы вскочить на подножку:

— Достань его, Рошик!

— Сделаем, господин Грег, не уйдёт! — весело оскалился лихач с Глубокой улицы и пустил лошадь в галоп.

Я повалился на сиденье, с хрипом глотая воздух. Кажется, пришло время серьёзно задуматься о поддержании физической формы. Стареешь, Гриша? Сначала в морду безнаказанно получил, а потом потерпел явное поражение в спринтерском забеге. Скаут называется.

Подкованные копыта лошади высекали из булыжника искры, дважды свистнул кнут, подгоняя и без того резвое животное, но догнать незнакомца не получалось — он мчался, словно чемпион мира. Да нет, куда там чемпиону — быстрее! И скорости не снижал, его плащ по-прежнему мелькал далеко впереди.

— Кто это, господин Грег?! — обернулся ко мне лихач. — За кем мы гонимся, за чёртом?!

— Быстрее можешь? — только и спросил я. — Дам на водку — хоть залейся, если догонишь.

— Я не пью, — бросил Рошик, привстал, по-разбойничьи свистнул и крикнул голосом, в котором удивительным образом слились жёсткий приказ и нижайшая просьба. — Нажми!! Давай, родная, давай!!

И лошадь дала. Вцепившись в поручень, чтобы не вылететь из коляски, я видел, как мы выиграли сначала пять метров, потом десять, пятнадцать…

— Дав-вай!!! — надрывался Рошик.