Бой на Калиновом мосту

— Да я-то что…

— Ну и я — тоже.

Они переглянулись и вдруг рассмеялись — с облегчением, от души и не совсем к месту.

— Я сильно боялся, что напорюсь-таки на луч, — сказал Фомин, успокоившись. — Года четыре назад такой кульбит ничего бы мне не стоил, а в студентах я что-то подрасслабился.

— Сильно ты его? — Тимофеев кивнул на поверженного Кощея.

— Ничего, пропыхтится. Может быть, от такой встряски у него шарики на место встанут.

Фомин вдруг огляделся и с живостью и проворно отбежал в сторону.

— Вот отсюда я прыгнул, — сказал он. — Эх, рулетки нет… Думаю, не меньше десятка метров будет. Как ты полагаешь, сделал я Бимона или нет?

— Может и сделал, — раздумчиво сказал Тимофеев. — Да только рекорды в седьмом веке вроде бы не регистрировались.

26. Что есть критерий гениальности

Фомин склонился над сомлевшим Кощеем и пошарил у него в карманах.

— Есть, — проговорил он удовлетворенно.

На его ладони лежала заветная черная коробочка с рядами кнопок.

— А как с этим поступить? — спросил Тимофеев. — С Кощеем? Вдруг у него в запасе еще какие-нибудь сюрпризы. Связать бы его?

— Я за ним пригляжу, — пообещал Фомин. — Все едино у меня что-то ноги ослабли. А ты не отвлекайся, работай. Пора кончать эту историю.

— Ты прав. Будь спокоен, я не подведу.

Тимофеев раскрыл свой чемодан, неторопливо извлек из него набор миниатюрных отверток, выбрал из них самую тоненькую и осторожно вскрыл корпус блока управления. Его взгляду явились непонятные хитросплетения белых трепещущих нитей с отдельными вкраплениями маленьких цветных узелков и радужных пленок.

— Здорово! — пробормотал он. — Биотехника!

Народный умелец призадумался, поигрывая отверткой над живым содержимым блока. Совершенно бесполезно было даже пытаться вникнуть в его суть. На это, пожалуй, ушел бы весь остаток Тимофеевской биографии. Да он никогда и не стремился к скрупулезному подетальному разбору встающих перед ним проблем. Что он — институт какой?.. Ему достаточно было уяснить конечную цель, а затем несколькими, манипуляциями, по воле уникального своего чутья, достичь ее. И ни разу еще он не мог самому себе объяснить, как ему это удавалось.

Тимофеев легонько ткнул отверткой в одну из ниточек, которая отчего-то понравилась ему больше всех остальных, и она послушно отделилась от своего узелка. Ласковым движением Тимофеев подтолкнул ее в другое место схемы, и ниточка охотно подчинилась.

— И всего-то? — шепотом спросил Фомин.

— Все гениальное просто, — сказал Тимофеев. — А наши потомки будут далеко не глупыми.

— В нас пойдут.

— Хорошо бы — не только умом, — усмехнулся Фомин.

Тимофеев закрыл корпус блока, чуть помедлил, набираясь решимости, и нажал самую нижнюю кнопочку, в тот же миг передняя стенка Викиной усыпальницы с хлопком испарилась, и наружу хлынул тяжелый поток дурманящего газа. Перед глазами у Тимофеева все поплыло, веки налились чугуном, захотелось пристроиться прямо на холодном каменном полу и вздремнуть чуток…

— Отставить! — прикрикнул на него Фомин и резко встряхнул за плечо.

— Где мы?.. — пролепетал Тимофеев, трудно поводя квелыми глазами.

— Тимофеич, — взмолился Фомин. — Соберись, пожалуйста! Дома выспишься…

— И перекусить бы, — мечтательно добавил тот, понемногу приходя в чувство. — Бутербродиков. С Колбасой!

Медленно утекали минуты, но девушка вика все так же недвижно лежала на ковре зеленого дерна.

— Неужели обманул этот варан? — свирепо спросил Фомин и поискал Кощея взглядом.

Того нигде не было.

— Да нет, — сказал Тимофеев, мужественно сражаясь с зевотой. — Просто началась новая сказка.

— Какая еще сказка?

— Обыкновенная. О спящей царевне.

Фомин в растерянности полез было за папиросой, но передумал.

— И что нам теперь делать? — осведомился он осторожно.

— Ну чудило! — воскликнул Тимофеев. — Будто не знаешь, как будят спящих царевен?!

27. Как будят спящих царевен

Фомин набрал полную грудь воздуха. Его рука непроизвольно дернулась к голове, чтобы поправить давно отсутствующий форменный берет. К его неудовольствию, попутно обнаружилось отсутствие двух пуговиц, необратимо потерянных где-то в сражениях с погаными чудищами. Бросая беспомощные взоры на подчеркнуто индифферентного Тимофеева, бывший морской пехотинец, староста курса, правильный мужик Николай Фомин ступил на пружинистый дерн и преклонил трясущиеся колени подле спящей Вики. Он испытывал примерно то же чувство, что и перед первым своим прыжком с парашютом.

— Тебя еще недоставало! — сердито сказал он рискнувшего было напомнить о себе голодному желудку, и тот смущенно затих.

Тимофеев хихикнул и тут же с безмятежным видом стал изучать скрытые туманным полумраком своды кощеевой хоромины.

Фомин нагнулся к золотистому облаку и, уже не стараясь унять бешеное головокружение, поцеловал Вику в теплые перламутровые губы. Сердце его скакало в груди, словно молодой барс в клетке. Фомин слегка отстранился, тревожно ожидая, что последует за этим его поступком…

И полетел кубарем от не по-женски тяжелой затрещины.