Бои местного значения

Пока его новые друзья приводили себя в порядок после счастливого, на их взгляд, завершения этой странной эпопеи, спрессовавшей в несколько дней массу событий, каждое из которых, даже по отдельности, выглядело совершенно невероятным, Шульгин бродил по квартире, известной ему по рассказам Берестина и собственным впечатлениям тоже.

Пусть он был в ней всего несколько минут, в тот единственный раз, когда они с друзьями попытались самостоятельно уйти из Замка в свою подлинную реальность, запомнилась она хорошо.

Тем летним вечером дверь квартиры открылась почему-то не в восемьдесят четвертый, а в декабрь 1991 года. И почти тут же проход «схлопнулся», как выяснилось — навсегда.

Ничего из того, что случилось позже, нынешний Александр не знал. Ни об исходе из Замка на пароходе «Валгалла» в 1920 год, ни о Стамбуле, ни о белом Крыме и победе в гражданской войне… И о том, что в дальнейшем ему неоднократно приходилось жить в этой квартире, а однажды она в буквальном смысле спасла им с Новиковым жизнь, Шульгин не знал тоже.

Для него — вот этого — жизнь закончилась на зимней подмосковной дороге за рулем машины.

Да, знакомая квартира, только тогда она выглядела совершенно нежилой, каким-то домом-музеем с тщательно восстановленными, но все равно мертвыми деталями чужой ушедшей жизни. А сейчас жизнь тут била ключом.

Звучали голоса, в люстрах горел свет, на кухне кипел чайник и шкворчала на огромной сковороде (откуда и взялась такая?) яичница из 12 яиц, с копченой колбасой. Словно готовилась самая обычная мужская пирушка после хорошо сделанного дела.

Шульгин стоял у окна в полутемном кабинете, смотрел в окно на уходящие во мглу заснеженные крыши, одновременно видел в стекле собственное смутное отражение.

«Собственное», — скептически усмехнулся он. За неделю он более-менее привык видеть это лицо, за счет аберрации памяти ему уже казалось, будто он вообще не терял ощущения собственной личности, так и прожил это время в чужом теле, но при своей памяти.

«Наверное, — убеждал он себя, — нужно относиться к происходящему, словно я просто загримирован в специальных целях. Первый раз, что ли? Тело, слава богу, досталось мне вполне приличное, крепкое, помолодело даже, в таком теле жить можно. Новиков с Берестиным по полгода в чужих прожили, и ничего. Сохранили наилучшие воспоминания. И я как-нибудь перекручусь». Так Шульгин успокаивал себя, заставляя видеть жизнь в розовом свете. Обычно это у него получалось неплохо. Помогали сильная психика, скептический оптимизм и профессиональные навыки аутотренинга.

Он дал себе мощную психологическую установку — держаться как ни в чем не бывало и верить, что в ближайшее время найдет способ восстановить «статус-кво». И больше пока на эту тему не думать.

К сожалению, нынешний Шульгин не успел как следует разобраться в своей способности произвольно вступать в контакт с Высшим разумом, или Держателями Мира, как назвал их форзейль Антон. Если бы знал то, что выяснил его «оригинал» позже, ему было бы проще сохранять твердость духа. Сейчас оставались только нечеткие воспоминания о единственной, не слишком удачной попытке.

«Все! С соплями покончили, война продолжается! Теперь надо разобраться с этими „товарищами“».

Лихарев, Буданцев и Власьев уже сидели за квадратным обеденным столом с пудовыми резными ножками, похожими на артиллерийские снаряды крупного калибра. Хозяин квартиры щедро разливал по серебряным, с чернью, профессорским чаркам французский коньяк.

«Квартирка — аггрианская, — продолжал анализировать обстановку Шульгин — значит, этот паренек — их здешний резидент. Иркин предшественник. А я, грешным делом, поначалу вообразил, что он — от Антона посланец, если не сам Антон замаскированный. Обещал же, сволочь, когда посылал на дело, вытащить при серьезной опасности».

Антона, шеф-атташе Галактической Конфедерации Ста миров, вместе с которым пришлось сражаться с агграми, Сашка откровенно недолюбливал. Хотя и уважал. Так тоже случается, когда сталкиваются две сильные личности, вынужденные делать общее дело.

«Впрочем, возможно, с его точки зрения, опасности действительно нет. Или — пока нет. Не врал же он мне раньше. Так, недоговаривал. Ребят из сорок первого года четко выхватил. Может, так им и задумано? Ничего, пробьемся».

— Выпьете с нами? — спросил Лихарев. Остальные, очевидно, свое согласие уже высказали.

— А чего ж? За знакомство. — То, что за предыдущие бессонные сутки он уже выпил не меньше полулитра, Шульгин успел забыть. Мороз, нервное возбуждение, да, наверное, и биохимия организма как-то изменилась. Алкоголь под влиянием матрицы разлагался почти мгновенно, без всяких последствий. «Вдобавок, раз нас теперь в этом теле двое, то и любую дозу тоже на двоих нужно делить».

— Если позволите, Григорий Петрович, — продолжал Лихарев называть Шульгина прежним именем, — мы сначала решим первостепенные вопросы, а уже потом побеседуем на более общие темы.

Шульгин молча кивнул. Все правильно. Ни к чему Власьеву, а уж тем более сыщику-муровцу знать истинное положение дел «в этом лучшем из миров».