Бои местного значения

В Зимнем на приемах так не угощали. Поскольку любое искусство — а кулинария это тоже искусство, — под рукой тирании вырождается автоматически. Очевидно, это очередной, пока не познанный закон природы. Ведь правда — в царском дворце повара готовили намного хуже, чем в небольшом частном ресторане провинциального Гельсингфорса!

— Наверное, дело в том, — предположил Шестаков, — что частному повару нечего бояться. В худшем случае клиент обидится и не придет больше. Так другой придет. А у царского стола? Карьеры лишишься, если не большего. Тут не до фантазий, тут главное — предписанную технологию «от и до» соблюсти.

— Так, так, — согласился Власьев, — при вашем «социализме» всем просто на все наплевать. Понравится клиенту, не понравится, пустой будет зал или переполненный — все едино. Зарплата не изменится, и хлопот меньше.

На этом и закончили разговор, выходя на освещенную мутным полудневным-полувечерним светом улицу.

И только там наконец Шестаков объяснил товарищу предстоящую задачу.

Для визита в наркомат он выбрал наиболее удобный момент — время между двумя и четырьмя часами дня, когда большинство ответработников расходится пообедать, а кому положено — и поспать часика три после обеда перед обычным ночным бдением.

Сообразно с режимом дня Сталина все правительственные учреждения и партийные комитеты работали как минимум до часа ночи, а то и позже. Потом сотрудники расходились по домам, отдыхали, являлись на службу часам к десяти-одиннадцати утра — и все начиналось по новой.

Глава 31

Вопреки распространенному мнению, отнюдь не все учреждения высокого ранга располагались в новых многоэтажных зданиях, отделанных гранитом и мрамором, вроде тех, что возвысились недавно на Охотном Ряду, Фрунзенской площади или на улице Горького.

Наркомату Шестакова достался длинный, трижды изломанный на своем протяжении трехэтажный дом в отвечающем своему названию Кривоколенном переулке, большую часть которого он и составлял. Довольно удобный, со следами былой роскоши внутри, снаружи он не производил солидного впечатления.

Если бы не красная с золотом вывеска над парадным входом, случайный прохожий и не заподозрил бы, что за грязно-бурыми стенами и не слишком чистыми оконными стеклами творятся дела большой государственной важности.

Шестаков, не желая нарваться случайно на бывшего подчиненного, да наделенного вдобавок чрезмерной зрительной памятью, расстался с лейтенантом на углу Чистопрудного бульвара.

Завечерело в этот день даже раньше, чем обычно, слишком плотный слой облаков накрыл город, и уже в начале четвертого наступили бледные еще, серовато-голубые, вызывающие тоску и тревогу сумерки.

Независимо от реальных обстоятельств бывают в природе какие-то собственные биоритмы, определяющие настроение человека.

Все вроде у тебя хорошо, ты понимаешь это, а все равно — сидишь, допустим, с поднятым воротником плаща на чугунной оградке напротив «Националя», куришь, прикрыв согнутой ладонью сигарету от мелкого моросящего дождика, слушаешь музыку, доносящуюся из приоткрытых окон ресторана, наблюдаешь коловращение жизни и тоскуешь просто так. И даже наслаждаешься этой сладкой тоской, вспоминая невстреченную девушку с глазами как звездные сапфиры.

Сейчас, впрочем, обстановка была совсем другой, но все же…

А небо вдобавок за крышами высоких старинных домов, отгородивших переулок от улицы Кирова и площади Дзержинского, сумело вдруг зажечься закатным, томительным желто-малиновым светом, отчего вообще стало совсем тошно.

— Николай Александрович, — сказал Шестаков, — вы там поаккуратнее, пожалуйста, не забывайте, что мы с вами минеры. Сделайте все «от и до», без малейшей самодеятельности.

— Как в форте «Павел»? С нашим удовольствием. Только не думайте, что некие привходящие обстоятельства позволяют вам указывать мне на стиль и методы моего поведения.

Шестаков не понял, что произошло с товарищем, отчего он вдруг встопорщился, как испуганный лисицей на лесной тропинке еж. Неужели оттого, что, перенастроившись на новую реальность, вспомнил и о разнице в возрасте… и званиях между ними?

— Да я и не собираюсь. Просто имейте в виду, что вы в данный момент плотник из Кировского коммунхоза, вызвал вас начальник АХО наркомата Владимир Иванович Комаров, задание — подтесать косяки плохо закрывающихся дверей (и это была чистая правда, такое поручение сам он давал, когда не сумел затворить разбухшую от осенней сырости форточку).

На третьем этаже пройдете мимо моего кабинета, там на двери табличка: «Приемная», за ней тамбурок секретарши, справа нечто вроде глухого шкафа, а когда его откроете — уже настоящая дверь моего кабинета. Мельком взгляните, что там и как. А остальное знаете. Даже если вохровец за вами следом ходить будет, то, что положено, без проблем исполнить можно. Договорились?

Подумал вдруг немножко бывший нарком и сказал, приостановившись возле кривого, перегнувшегося через ограду до середины переулка дерева: