Богоматерь цветов

Наступление солдатиков продолжалось, но вот однажды мастер принес еще одного, который был уже лишним. Виллаж сказал мне жалобно :

- Я больше не могу, миссие Жан. Смотрите, еще один рядовой.

С этого дня он стал более молчаливым. Я знал, что он меня ненавидит, хотя и не мог понять, за что, к тому же наши товарищеские отношения от этого не страдали. Тем не менее он начал проявлять ненависть и раздражение в мелочах, против которых я ничего не мог поделать, ведь он был неуязвим. Однажды утром, проснувшись, он сел в кровати, оглядел комнату, полную дурацких фигурок, валяющихся повсюду, фигурок бесчувственных и Насмешливых, как племя зародышей, как китайские палачи. Войско отвратительными волнами шло на штурм гиганта. Он почувствовал, что шатается. Он тонул в этом море абсурда, и своим отчаянием, как в воронку, увлекал к гибели и меня. Я схватил одного солдатика. Повсюду на полу их были тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч! Я держал его, зажав в '' теплой ладони, но он оставался холодным и

бездыханным. Все вокруг в комнате было голубым, голубая грязь в миске, голубые пятна на стенах, на моих ногтях. Голубое, как передник Непорочного зачатия, голубое, как эмали, голубое, как знамя. Солдатики поднимали зыбь, которая покачивала камеру.

- Посмотри на меня.

Клемент сидел на кровати и время от времени вскрикивал пронзительным голосом. Его длинные руки поднимались и бессильно падали на колени (так делают женщины). Он плакал. Его красивые глаза распухли от слез, которые стекали, падая на губы:

"Ай! Ай!" Но я, когда я тут один, я помню лишь этот у гибкий мускул, который он погружал без помощи рук, я помню этот живой член, которому хотел бы воздвигнуть храм. Так же Сек Горги овладел Дивиной, а Диоп, Н'голо, Смайл, Диань - всеми прочими.

С Горги Дивина быстро достигла вершины блаженства. Он играл с ней, как кот с мышью. Он стал просто безжалостен. Прижавшись щекой к черной груди парик на голове сидит крепко - Дивина снова думает о его сильном языке и о своем - мягком. В Дивине все мягко. Однако мягкость или твердость - это только свойство тканей, более или менее насыщенных кровью, и Дивина совсем не слабая. Она мягкая. То есть у нее мягкий нрав, мягкие щеки, мягкий язык, гибкий член. У Горги же все это жесткое. Дивину удивляет, что между такими различными мягкими предметами может существовать какая-то связь. Твердость же равнозначна мужественности... Если бы у Горги была всего одна твердая вещь... ведь это свойство ткани... Объяснение ускользает от Дивины, она сознает теперь только одно: "Я Вся-Мягкая".

Итак, Горги поселился в мансарде, парящей на крыльях могил, над колоннами надгробий. Он захватил с собой белье, гитару и саксофон. Часами он играл по памяти незатейливые мелодии. Кипарисы за окном внимали ему. Дивина не питала к Горги никакой особенной нежности, она равнодушно готовила чай, а когда сбережения стали подходить к концу, вернулась к своему ремеслу, и это хоть как-то отгоняло от нее скуку. Она пела. С ее губ слетали бесформенные мелодии, перемешивающие нежность и выспренность, как старинные распевы -единственное, что может взволновать, - как некоторые молитвы, псалмы, как важные, торжественные позы, диктуемые канонами древних литургий, свободных от чистого и богохульного смеха, - позы, еще запятнанные желаниями божественных начал: Крови, Страха, Любви. Миньон пил дешевые аперитивы, Горги предпочитает коктейли из дорогих ликеров, зато мало ест. Однажды утром, часов в восемь, в дверь мансарды постучал Нотр-Дам. Свернувшись клубочком, Дивина лежала в благоухающей, как саванна, тени негра, беззаботно уснувшего на спине. Стук в дверь пробудил ее. Как известно, что с некоторых пор она с этой стала надевать на ночь пижаму. Горги продолжал дремать. Прижавшись к его пылающему голому животу, она перелезла через него, опершись о вспотевшие, но крепкие бедра, и спросила:

- Кто там?

-Я.

-Кто?

- Черт возьми! Не узнаешь, что ли? Впусти, Дивина!

Она открыла. Запах сказал Нотр-Даму больше, чем самый вид негра.

- Ну, и вонища! Да у тебя жилец... Неплохо. Ладно, мне надо выспаться, я просто падаю. Найдется место?

Горги просыпался. Он смутился, обнаружив, что у него поднялся член, как это случается по утрам. От природы он был застенчив, но белые научили его бесстыдству, и страстно желая походить на них, он их даже превзошел. Опасаясь, что его движение покажется смешным, он не стал натягивать на себя одеяло. Он просто подал руку Нотр-Даму, которого прежде не знал. Дивина представила их друг другу.

- Чаю выпьешь?

- Как скажешь.