Богоматерь лесов

— Так что мешает тебе позвонить родной матери?

— Не знаю. Давайте не будем об этом.

— Расскажи мне, что случилось?

— Не могу.

Священник вздохнул:

— Ладно, — сказал он. — Просто мне показалось, что тебе хочется излить душу. Излить душу и раскаяться. Исповедаться.

Энн сделала глоток из своей чашки. Гибкий и легкий подросток с чашкой чая в руках.

— Знаешь что, — предложил священник, — переночуй у меня. Как-никак у тебя грипп. Диван раскладывается, спать на нем очень удобно. Поспишь в тепле и чистоте. Прошу тебя, останься.

Он стал вспоминать, какой уголок ада предназначен для тех, кто предается разврату в мыслях. Подойдет ли им первый ров, куда попадают сводники и совратители вроде Ясона с его золотым руном, или их поджидает второй круг, где вечно несутся в неистовом вихре души сладострастников? Энн встала и направилась в ванную, а он поплотнее задернул занавески, чтобы никто не смог подсматривать за ними снаружи. Взволнованный, он ждал, пока Энн умоется, почистит зубы и пописает, — ему было слышно, как тугая струя ударила в фаянсовую стенку унитаза. Следом за Энн он тоже совершил свой вечерний туалет: почистил зубы сначала щеткой, потом зубной нитью, помассировал челюсти, принял таблетку мультивитаминов, вымыл лицо и руки душистой пенкой для умывания, причесал волосы, прополоскал рот и присел на унитаз как женщина, чтобы помочиться, не производя шума, — ему не хотелось, чтобы его услышала Энн. Почему это было так важно? Он не знал. Отец Коллинз критически осмотрел себя в зеркале. «Вроде бы все нормально», — решил он.

В гостиной они вместе преклонили колена и прочли «Сальве Регина»: «Славься, Царица, Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша, славься! К тебе взываем в изгнании, чада Евы. К тебе воздыхаем, стеная и плача в этой долине слез. О Заступница наша! К нам устреми твоего милосердия взоры, и Иисуса, благословенный плод чрева твоего, яви нам после этого изгнания. О кротость, о милость, о отрада, Дева Мария!»

— «Плод чрева твоего», — задумчиво повторил священник. — Эту метафору потом украла текстильная компания. Для своей рекламы. Неужели на свете нет ничего святого?

— Это те, что продают нижнее белье? — спросила Энн. — Кажется, «Плоды ткацкого станка»?

— Сразу вспоминается ящик комода — понимаешь, о чем я?

— Мне нравится эта молитва. Одна из моих любимых.

— Мне тоже. Очень.

— От нее мне становится легче.

— Так и должно быть. Ведь Дева Мария — Consolatrix Afflictorum [26], она утешает нас в беде и печали. Наша радость и наша надежда.

— Аминь.

— На этом я пожелаю тебе спокойной ночи. Не забудь принять свои таблетки.

— Мои охранники так там и сидят?

— Я убедил себя не обращать на них внимания. Если хотят, пусть себе сидят в машине. Что мы можем поделать?

Наконец она улеглась в постель, устроенную на диване. Лампа для чтения заливала гостиную мягким светом, и священник ощутил острый позыв желания.

— Доброй ночи, — сказала Энн. — Мне действительно очень хорошо. Спасибо за всё, святой отец.

— Рад помочь, — ответил священник. — Готов сделать для тебя все, что в моих силах.

Он вышел в коридор, закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, прикрыл глаза. «Господи, не оставь меня, — прошептал он. — Не введи меня в искушение, но избавь меня от лукавого. Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна».