Богоматерь лесов

— В прошлом году, — вздохнул отец Батлер, — мне пришлось разбираться с одной историей: девушка рядом с городом Якима слышала голос Пресвятой Девы, он раздавался из оросительного канала на краю вишневого сада. Там была жуткая холодина, у меня просто зуб на зуб не попадал. Градусов двадцать [22]. Думаю, у вас будет полегче.

— Сорок градусов [23]и промозглая сырость, по моему скромному мнению, куда хуже двадцати в сухом климате. Здесь вы продрогнете до костей.

— Вы меня не радуете. Ладно. Теперь я знаю, к чему готовиться.

— Мне просто хотелось, чтобы вам было комфортно.

— Что-нибудь еще?

— Она совсем юная, — сказал отец Коллинз. — Подросток. Совсем ребенок, так что не удивляйтесь.

— «И малое дитя будет водить их…» — откликнулся отец Батлер.

— Вот именно, — сказал отец Коллинз. — Не будьте с ней слишком суровы.

Он повесил трубку и невольно принялся напевать старый гимн воббли [24]«На чьей ты стороне?», задавая себе тот же самый вопрос. Тон отца Батлера показался ему недоброжелательным, и предстоящая встреча его совсем не радовала.

Отец Коллинз собрал небольшой пакет: спортивные шаровары, которые он почти не надевал, чистая белая футболка, джемпер с вырезом углом и толстые шерстяные носки. Все это выглядело вполне невинно. Выбрав эту просторную, бесформенную одежду, он не мог упрекнуть себя в чем-либо недостойном. Когда он услышал, что Энн выключила воду, он крикнул:

— Я принес тебе одежду, оставлю ее под дверью! Если что нужно, я на кухне. Там есть лосьон, видишь, где он? Надо было сразу тебе показать, извини. Он на полке. Примерно на уровне глаз. Двумя полками ниже ты найдешь зубную щетку, она новая, в упаковке. И зубная нить, ты ее сразу увидишь. Прямо возле раковины. Рядом с бутылкой зубного эликсира. Ладно, Энн, я оставляю одежду здесь. Как тебе душ?

— Хорошо.

— Иногда его трудно отрегулировать.

По приглушенным звукам за дверью он догадался, что в эту минуту она вытирает волосы полотенцем, поэтому ответа не последовало, а может быть, она просто не слышала, что он сказал, — впрочем, это не имело большого значения. Он немного помедлил, ему была приятно разговаривать с ней, представляя, как она стоит обнаженная там, за дверью, совсем близко от него, хотя он понимал, что это дурно.

— Ладно, — сказал он, — одежда лежит у двери. Я буду на кухне.

— Где?

— На кухне.

Отогнув уголок шторы, он полюбопытствовал, чем занимаются телохранители Энн. Верные стражи зловеще маячили за мокрыми окнами машины, как две черные тени. Он сел в кресло и с тревогой подумал, что его редеющие волосы становятся все более непривлекательными, — впрочем, есть же какие-то способы остановить облысение, к примеру «Рогэйн» или пересадка волос. Ему стало неловко, и он заставил себя посмотреть на проблему с точки зрения высших ценностей. Он специально сказал Энн, что будет на кухне: кухня была дальше всего от ванной, и ему хотелось, чтобы девушка не сомневалась, что он достаточно предупредителен, чтобы не нарушать ее уединения. Кроме того, хотя отец Коллинз и делал вид, что происходящее не имеет никакого отношения к плотским желаниям, упоминание кухни, как и прочие его действия, имело сексуально-чувственный подтекст. Разве есть мужчина, который способен обуздать свою плоть? Разве священник не человек? Он тоже подчиняется законам природы. Похоть есть неупорядоченное желание или неумеренность эротических удовольствий, гласит катехизис, однако, несмотря на то что любой мужчина испытывает похоть постоянно, Церковь умалчивает о том, как с ней бороться, она лишь требует освободиться от земных страстей и научиться владеть собой, что само по себе бесконечный и изнурительный труд: нельзя обзавестись подобным умением так же легко, как машиной, проездным билетом, герпесом или гепатитом; самообладание — это постоянный поиск, требующий неустанных усилий на протяжении всей жизни.