Богом данный

Герда смотрит на меня с чувством собственного превосходства, как на маленькую девочку, и снова пускается в объяснения.

— Тётя была уже очень старой. Ещё был дядя, но он умер несколько лет назад, я его почти не помню. И она была… ну, странной была. И она мне рассказывала все-все. Говорила, что я имею право знать. Она сказала, что моя бабушка убийца.

— Неправда… она не убивала больше десяти лет.

Я хватаюсь за голову. Хорошие, как говорила мама люди, сделали из девочки бомбу с детонатором. Ладно, если будет говорить другим детям. Никто не поверит. А вдруг кто из взрослых прислушается? Господи, это же самый страшный мамин кошмар, это же разоблачение!

— Тётя сказала, что она все равно была хорошей. Спасла её. И что она обязана ей жизнью. Нашей бабушке. И что мои тёти очень красивые и совершенно одинаковые, у неё была только одна фотография, но она сказала, что я все равно узнаю, кто бы за мной не пришёл. Потому что они близнецы. Вот поэтому я и узнала.

Мне хочется стучаться головой об стену и я решаю не отказывать себе в этом желании. Мама со своим маниакальным страхом расстаться хоть с одной своей тайной просто подготовила мне ловушку. Смотрю на свои руки — пальцы трясутся. А Герда меня с любопытством разглядывает.

— Ты что, не знала? Вот глупая. Тебе нужно было раньше меня забрать, я бы тебе все рассказала…

Я тормошу её и прошу рассказать ещё. Она знает мало. Не помнит имён. Но знает, как в один прекрасный день моя мать приехала к той самой тётей с двумя детьми. Девочкой и мальчиком. На вопрос где вторая близняшка ответила просто — оставила её отцу. И сбежала. Мальчик не его ребёнок, а девочки… я оставила её как откуп.

— Расскажи ещё, — прошу я снова и снова, но она знает так мало, и одновременно так много.

— Я устала говорить, — бесхитростно говорит она. — Я хочу искать сокровища.

Берет один из фонариков и уходит вглубь. А я боюсь отпускать её одну, дому многие сотни лет, вдруг крыша обвалится, вдруг там опасно… Я пытаюсь уложить в голове услышанное, но не выходит. Зато сокровища — находятся. Несколько картин в рамах, заботливо укутанных во многие слои. Какие то мешки, полуистлевшие, в них книги, Герда сразу же начинает их ворошить. Коробки, перевязанные бечевкой. Я измотана, я оглушена, мне ничего не интересно. Я иду дальше, оставляя ребёнка играть с сокровищами, иду искать выход. Ушла же отсюда Ванда…



— Лиза! — кричит Герда. — Ты где?

— Не иди сюда, — осипшим голосом прошу я. — Здесь пол обвалился.

Я лгу. Просто я не хочу, чтобы она это видела. Потому что Ванда никуда не ушла, она так и осталась внутри этого дома, свернувшись клубком возле второй двери, которую так и не сумела открыть. У меня перехватывает дыхание, я просто не могу вздохнуть. Меня тошнит, я отворачиваюсь в сторону, давлюсь одними лишь спазмами — мой желудок пуст. Меня тошнит не от отвращения, нет. От страха. Ужаса. От осознания того, как страшно было умирать здесь. Свет лампы рассеян, я радуюсь, что тёмные пряди волос падают на лицо Ванды, что я его не вижу. В моем кармане тонкий шёлковый шарф, я осторожно расправляю его и накрываю тоненькую фигурку.

— Это мумия? — спрашивает Герда, которая конечно же не усидела на месте. — Чья?

— Я не знаю, — лгу я. — Пойдём искать сокровища.

Девочка посерьезнела. Раскладывает на коленях украшения, манто из облезшего уже меха, а сама то и дело на меня смотрит. Затем отбросила в сторону надоевшие игрушки, села ближе ко мне, вынудила меня положить голову себе на колени.

— Я умею успокаивать, — говорит она и гладит меня по волосам, совсем, как я Черкеса. — И животные меня слушают, вот ваш гигант тоже послушался.

Гигант лежит без сил, но услышав, будто догадавшись, что мы говорим о нем, приподнял одно ухо. Герда потянулась к нему и погладила по полосатому боку.

— Хороший. Меня тётя вечно никуда не отпускала, боялась. Говорила, что несет ответственность. Зато у неё так много было кошек. Она их всех подбирала на улицах и несла домой, у неё дом большой был. Говорила, что грехи замаливает. Некоторые кошки были очень злыми, и всех обижали, но я умела с ними договариваться.

Когда по моим меркам проходит пару часов я встаю и пытаюсь открыть дверь. У меня не получается. Наверное и Ванда пыталась, раз за разом. Бродила по этому склепу, подсвечивая себе телефоном, который так и зажат в её руке. А потом просто свернулась калачиком и умерла. Будет просто невероятно, и даже в какой-то степени забавно, если я умру так же. Только… у меня девочка. А ещё жалко собаку.

— Расскажи, — просит она. — Расскажи, как вы жили.