Богом данный

Черкес не ответил. Зато повернулся на бок и подмял меня под себя. Получилось весьма по-хозяйски. Носом уткнулся в мою косу, одну руку на меня закинул, ногу даже. Зато мои руки наконец освободились. Он горячий такой, у него наверняка температура, славно, что камин погас. С негодованием думаю о его прислуге — лучше бы аспирина принесли, чем виски. А ещё с тоской думаю, теперь точно убьёт… Такие люди не показывают свою слабость, а я лицезрела целый букет различных её проявлений. Он этого не простит, точно.

А Черкес, не зная, какие мысли бродят в моей дурной голове, тяжело вздохнул, стиснул меня своей ручищей, а потом прошептал имя. Женское, чужое, совершенно мне незнакомое.

— Ванда…

Он шептал ещё. Его шёпот был горячим, пах виски, от него мурашки по коже. Мне страшно. Я пытаюсь разобрать слова, но шёпот бессвязен, а сон явно мучает его — тело напряглось, дыхание сбилось. Я вывернулась из его объятий, повернулась, опираясь о локоть. Безмятежности в его лице больше нет, губы сжаты, высокий лоб избороздили морщины.

— Тссс, — говорю я. — Спи, все хорошо.

Касаюсь пальцами его лба, разглаживаю морщинки, каждую… думаю, могла бы просто приду шить его подушкой, а сама страдаю… херней страдаю. Но убить я не смогу, пусть лучше спит, когда он спит мне спокойнее.

Я устроилась рядом так, чтобы он не обнимал меня больше, но мог касаться — так он явно спал крепче. Закрыла глаза. Потом уснула, неудивительно даже, ведь пытка спящим Черкесов длилась уже несколько часов. Когда проснулась — совсем темно, полоски света из-за штор больше нет, камин давно погас. У меня секундная паника, которую я не могу контролировать, лишь усилием воли я не кричу.

Совсем темно, слишком темно, огромная комната прячет от меня Черкеса, я знаю, что он проснулся, чувствую это, мне кажется я даже слышу его дыхание. И встать страшно, я ползу на четвереньках, а потом утыкаюсь лбом в какую-то мебель, наверное, стол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты как зверушка, — говорит Черкес. — Вроде милая, но дикая какая-то, и ни хрена непонятно, что там в голове твоей.

Пытаюсь определить откуда идёт его голос. Много ли в нем ярости? Может он выспался и подобрел? Сомнительно, но отменный сон творит чудеса… мне бы чудо не помешало, хоть какое-нибудь, хоть крошечное.

— Ты зачем пришла? — спрашивает он. — Зачем сюда пришла?

Это точно стол. Большой рабочий стол. Хочется залезть под него и закрыть глаза — я в домике. Домик эти гарантированная защита, жаль только, что мне давно не восемь лет. Голос Черкеса достаточно спокоен, но этот человек пугает меня своей непредсказуемостью.

— Говори.

— Я просто хотела, — торопливо и сбивчиво начинаю объяснять я, — просто хотела понять, зачем я здесь…

— Поняла?

— Нет.

Черкес хмыкнул, щёлкнула, зажглась зажигалка, осветив его лицо. Он сидел в кресле, все так же, без рубашки, босые ноги, завернутые джинсы. Теперь я хотя бы знаю, где он находится. В случае чего просто побегу в другом направлении.

— Моя голова… как ты это сделала?

Я вздохнула — как объяснить?

— Я умею… успокаивать животных. С людьми никак не получалось, но я умею успокоить паникующее животное…

— Животное?

Черкес засмеялся, от его смеха в этой кромешной тьме мне ещё более жутко, чем было до этого.

— А если я натравлю на тебя Вельзевула?

— Не надо, пожалуйста…

Черкес хмыкнул, затушил сигарету, с хрустом потянулся — я догадалась. Видимо, ему и правда лучше стало… И не похоже, что намерен меня убить.

— Сергей!

Дверь мгновенно открылась, впустила в комнату яркий свет, который вынудил меня зажмуриться. В проёме выросла внушительная фигура охранника, он замер, ожидая приказаний.

— Отведи её обратно… И крыло закрой, погуляла и хватит.

Мужчина шагнул ко мне, крепко ухватил меня за локоть и повел прочь. Я обернулась, но Черкеса в темноте разглядеть не смогла. Мужчина ведёт меня, в коридорах этой части дома ночники по стенам, а я никак не могу понять, который час вообще? И миллионы вопросов в голове, все до единого без ответа.

— А кто такая Ванда? — решилась спросить я.

Охранник замер, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, больно стиснул мою руку — синяк будет. Дёрнул меня, вынуждая повернуться к себе лицом. Он был спокойным и невозмутимым, этот человек, иногда мне даже казалось, что он мне сочувствуют.

— Ты совсем тупая? — спросил он с нажимом. — Совсем? Если ты ещё раз спросишь у меня, я разобью тебе лицо. Спросишь у хозяина… значит жить надоело.

И дальше меня потащил, на первый этаж. В проеме одной из дверей стояла старуха. То, что меня волокут за собой её не возмутило нисколько.

— Спал, да? — с надеждой спросила она.

Охранник кивнул, а старуха перекрестилась. Чудные дела творятся, Господи.

В крыло, которое являлось моей персональной тюрьмой вёл высокий арочный проход. Двери тоже имелись, но они всегда были открыты. А теперь меня собирались запереть.

— Ну пожалуйста, — попросила я. — Не стоит. Я буду мышкой.