- Ничего загадочного,- сказал Михаил Михайлович.- Политика. Не хотят ссориться с нашей великой державой. Почему - не знаю. Может, какое-то соглашение готовится или поездка. Значит, сейчас надо закрывать глаза на мелкие грешки социализма. Что стоит горстка калек перед высокой политикой?
- Но "голоса"-то вроде независимые? - заметил Василий Васильевич.
- Дитя малое! Они на чьи деньги существуют?.. А кто дает деньги, заказывает музыку.
- Может, просто не дошли наши письма? - высказал предположение Алексей Иванович.
- Я два письма через "другарей" послал,- сказал Пашка.- Чех и поляк ребята надежные. Я с ними провел разъяснительную работу. А одно письмо наш мужик взялся сам доставить, он инженер-электронщик, на работу в Багдад едет.
- Когда любимая не приходит на свидание,- сказал Михаил Михайлович,думаешъ, что она заболела, сломала ногу, попала под трамвай, а она просто трахается с другим. Не стоит мозги трудить. Любимая не придет.
- И какой вывод? - спросил Алексей Иванович.
- Все тот же,- сказал Пашка.- Держаться.
- Ленинградский вариант? - мрачно сказал Михаил Михайлович.- Подохнуть с голода?
- До голода еще далеко,- возразил Пашка.- Главное, не скисать.
- Давайте придумаем какое-нибудь развлечение,- светским голосом предложил Василий Васильевич.
Все засмеялись, кроме Михаила Михайловича, он и вообще в последнее время стал мрачен и раздражителен.
- Предлагаю бальные танцы,- сказал он и запел противным голосом: "Ночью, ночью в знойной Аргентине"...
- Не дури,- сказал Пашка.- Устроим вечер. Один споет, другой прочтет стихотворение, третий чего-нибудь расскажет. Я фокусы умею показывать - с веревочкой и шариками.
- Знаешь, что это напоминает? - злым тоном сказал Михаил Михайлович.Олимпийские игры в доме для престарелых. Соревновались по одному виду: кто дальше нассыт. Победил старик, обоссавший себе ботинки.
- Остальные в штаны? - сообразил Алексей Иванович и захохотал.
- Очень остроумно,- сказал Пашка.- Похоже, ты сам из этих, которые в штаны.
Я думал, они сцепятся, но Михаил Михайлович повернулся и укатил на своей тележке.
Пашка поглядел ему вслед.
- Осажденной крепости страшен не штурм, а предательство.
- Брось! Мишка не предатель,- заступился Василий Васильевич.
- Он люто о своей Насте тоскует,- сказал Алексей Иванович.
Настя - уборщица, пожилая женщина, лет за пятьдесят, довольно страхолюдная и угрюмая. Но когда у нее началось с Михаилом Михайловичем, ей было чуть за двадцать...
...Давно ничего не записывал. Было много всяких хлопот, и чувствую себя неважно. Какая-то сонливость напала. Все время ищу, где бы прикорнуть. Не понимаю, что со мной. Вроде бы здоров, ничего не болит, а силенок нет.
Задуманный вечер прошел здорово. Настолько здорово, что последующие дни все ходили как "под банкой". Оказалось, почти каждый что-то умеет. "Самовар" Аркадий Петрович пел до войны в самодеятельности, был ротным запевалой и до сих пор сохранил сильный лирический тенор. Он поет репертуар Лемешева и даже с его интонацией. Алексей Иванович, сроду не думал, помешан на Есенине, он нам всю "Анну Cнегину" наизусть прочел. Константин Юрьевич - непревзойденный рассказчик. Один его рассказ я запомнил. Разговаривают пехотинец с танкистом:
"Пехотинец. Ждешь, ждешь танков, вот появились наконец, и первое, что они делают,- дают залп шрапнелью! Так всегда! В чем тут дело? Ведь по своим же бьют!
Танкист. Все нормально. Так и надо!
Пехотинец. Бить по своим?
Танкист. Да не по своим, дурья голова. Нам ни черта не видно. Где свои? Где фрицы? Вдарим разок навесным. И смотрим: бегут на нас - свои, бегут от нас - фрицы. Словом, выясняем и уточняем боевую обстановку. Понял, балда?"
Василий Васильевич спел два романса: "Не пробуждай" и "Мой костер". Он не поет, а почти говорит, но так, что за душу хватает. Представляю, как бы это звучало под гитару. Отличился Иван Иванович. Он очень старательно готовился к своему номеру: разрисовал цветочками фанерный лист и сделал в нем круглое отверстие. Хор "самоваров" спел куплет:
Приходи, мой милый,
В вечерний час.
Приходи, любимый,
Прямо хоть сейчас.
- Я здесь! - вскричал Иван Иванович и высунул в круглое окошко голую жопу, на которой были нарисованы углем усы. Его заставили бисировать.
Я прочел отрывки из своих записей, слушали с большим вниманием. Пашка показывал фокусы, а потом мы хором пели "Невечернюю", "Когда б имел златые горы..." "Гори, гори, моя звезда...".