Павел попал на остров не сразу, не из госпиталя, а пройдя долгий и страшный путь калеки-отщепенца. И, спасаясь от полной деградации, утраты личности, приполз сюда. Он ни на что не надеялся и не хотел никакого чуда, но одно затаенное желание у него все же было: ленинградцы рано или поздно совершают паломничество на Богояр, это так же неизбежно, как посещение Шлиссельбурга или Кижей, и ему хотелось увидеть, какой стала Аня. Он был уверен, что она не узнает его, просто не заметит, а он из укромья своей неузнанности спокойно разглядит ее. "Спокойно",- он именно так говорил себе, кретин несчастный! А сейчас какой-то дым застил ему зрение, он не видел ее толком, лишь в первые минуты, когда она появилась и еще не узнала его, он поразился ее сходством с той, что осталась в его памяти. Потом он понял мучающимся чувством, что она не совсем такая, вовсе не такая, эта большая, грузная, стареющая, хотя все еще привлекательная женщина. Но схожесть была, она сохранилась в чем-то второстепенном: взмахе ресниц, блеске темных волос, родинке над левой бровью, и эти мелочи перетягивали то куда более очевидное, чем отяготили ее годы, и все-таки он не мог сфокусировать зрения, четко охватить ее облик.
- Идем,- сказала Анна,- идем туда. И поползла в сторону леса.
- Перестань дурачиться! - крикнул он, и, почувствовав злость в его голосе, Корсар ощетинил загривок, глухо зарычал.
Павел замахнулся на него колодкой, пес заскулил, припал к земле.
- Встань, Аня! Иди нормально.
- А что?..- похоже, она не поняла, чего он от нее хочет.
- Ты здорова?..
- Да... конечно! - Наконец-то она осознала странность своего поведения.- Ты не бойся, Паша!.. Я совсем нормальная и даже очень ученая женщина, доктор наук.
- Смотри ж ты! - усмехнулся безногий.- Какое у меня знакомство!.. А ну, доктор наук, вставай, хватит дураков тешить.
Анна послушалась, хотя далось ей это нелегко. Она словно отвыкла стоять на двух ногах, и как далеко земля от глаз!.. Паша взмахнул своими "утюгами"...
Они пересекли большак и по травяному полю, усеянному валунами, двинулись к опушке бора. Корсар плелся за ними, свесив на сторону длинный розовый грязный язык.
Опушка пустила вперед кустарниковую поросль: можжевельник, бузину, волчью ягоду.
"Зачем нас понесло сюда?- думал Павел.- Зачем мы вообще длим эту бессмысленную встречу? Ну, увиделись... Это моя вина, не надо было караулить ее на пристани. Конечно, она права, я таскался сюда, чтобы увидеть ее, но зачем было соваться на глаза?.. Да я и не совался, она сама узнала меня. Что за нищенские мысли?.. Как будто я выпросил или выманил обманом эту встречу... Я не попрошайничал ни у людей, ни у судьбы... Это моя единственная награда, и сколько лет полз я к ней на подбитой кожей заднице! Пусть все это бессмысленно, а что не бессмысленно в моей сволочной жизни?.. Как поманила в молодости и с чем оставила?.."
Они не ушли далеко, но пристань со всем населением скрылась за пологим, неприметным взгорком, а им достался уединенный мир, вмещавший лишь природу и две их жизни. Анна подошла к нему - вплотную, надвинулась каланчой, он привык, что люди смотрят на него сверху вниз, а его взгляд упирается им в пуп, но сейчас это злило, тем более что она стала гладить его голову, шею, плечи, ласкать, будто милого мальчугана.
- Прекрати! - прикрикнул он.- Я щекотлив.
- Не ври, Паша. Ты не боялся щекотки. Я противна тебе? Неужели ты меня совсем разлюбил?
- О чем ты говоришь?.. Ты же взрослая женщина!.. Старая женщина,добавил безжалостно.
- Я старая, но не очень взрослая, Паша,- сказала она добрым голосом.- Я только раз и была женщиной, с тобой, в Сердоликовой бухте, когда началась война.
- У нас же ничего не было.
- У нас было все. А больше у меня ничего не было.
- Ты что же - осталась старой девой?
- Нет, конечно. У меня муж, дети. Сын кончает институт... Боже мой! воскликнула она, словно вспомнив о чем-то забавном.- Ты не представляешь, кто мой муж. Алешка Скворцов! Он стал такой важный, директор института...
- Погоди! - перебил Пашка.- Твой муж - Скворцов. Разве он жив?
- Жив, жив!.. Ах, Паша, он мне все рассказал. Что бы тебе остаться с ним.. Ну зачем ты ушел?..
Они поменялись ролями: теперь калека долго и тупо смотрел на женщину, переставшую нести свой расслабленный бред, вернувшуюся к разумности, рассудительности, но почему-то утратившую всякую наблюдательность: ей невдомек было, какое впечатление произвели ее слова. Вся их встреча была цепью несовпадений.
Когда Анна, как ей представлялось, сумела шагнуть в тот прохладный мир реальности, куда приглашал ее всей своей твердой повадкой Паша, тому почудилось, что его засасывает в трясину ее бреда.
- Послушай,- сказал он осторожно.- О чем ты сейчас?.. Я не поспеваю за твоими мыслями, все-таки не доктор наук. Снизойди к жалкому недоучке. О чем ты говоришь? Кто ушел, кто остался, где и когда все это было?
- Стоит ли, Паша?.. Я говорю о фронте... о вашем последнем дне с Алешкой. Ты не думай, он тебя не осуждает. Ты хотел, как лучше... Алешке, конечно, досталось: плен и... сам знаешь...