Богинями мы были и остались

Ночью я не спала. Мне представлялось, как Горька мечется на вокзале, ожидая поезда, чтобы поехать следом за мной. А то наоборот — я видела его спокойное, улыбающееся лицо, взгляд, устремленный на фотографии, руки в карманах. Небрежной походкой он движется вдоль выставочного зала, кивает знакомым, вечером пьет вино в каком-нибудь кабаке и совсем не думает о женщине, рядом с которой прожил год и которая сейчас сбежала от него и его выдуманных историй.

Я ворочалась без сна, матрас казался невероятно жестким, простыня сбивалась. Раз десять за ночь я выходила курить в тамбур, и теплый ветер трепал мне волосы и овевал измученное лицо. Утром, когда проводница стала разносить чай и пассажиры задорно зашелестели пакетами с едой, я вдруг почувствовала невероятный голод. Вагон-ресторан, как назло, уже был закрыт, мы подъезжали к Москве. Я выбежала из поезда, как только он остановился, и, не чувствуя тяжести рюкзака, помчалась к ларькам с чебуреками и шаурмой. Денег хватило только на два пирожка с капустой, но я и этим осталась довольна. Пожалуй, только в студенческие времена мне приходилось есть так жадно и так весело, сидя на рюкзаке и глазея по сторонам. Мной вдруг овладел какой-то задор, даже азарт, будто жизнь неожиданно обернулась ко мне улыбающимся лицом и поманила за собой. Я не знала, хватит ли мне сил сделать хотя бы шаг в правильном направлении, но у меня была уверенность, что стоит хотя бы попытаться. Я закурила, шум и суета вокзала не раздражали меня, как раньше, а внушали какое-то священное чувство — я видела, что вокруг люди, что они спешат куда-то, и на их лицах озабоченность, ожидание, робкая надежда. Во всем этом ощущалась крепкая, непоколебимая власть — сила жизни, которая заставляла двигаться вперед, грустить и смеяться, прощаться и любить. Я поднялась и быстро зашагала к метро.

Сотовый затрезвонил, как только я вышла из подземки на улицу.

— Марина, нам нужно встретится! — услышала я взволнованный голос Олега и онемела от возмущения. — Алло? Ты слышишь? Ты сейчас дома? Я подъеду…

— Не смей! — заорала я, машинально отмечая, что на меня оглядываются прохожие и дяденьки в милицейской форме. — Я все знаю!

— Знаешь? — растерянно прозвучал его голос.

— А как же, — ехидно произнесла я, — ты думал, что один такой умный? Думал, я не догадаюсь, кто все это затеял? Решил, что я поверила в твою любовь?!

— Мариночка, ты что плетешь?

— Пошел ты на хрен, вот что!!!

Я судорожно вздохнула и засунула ни в чем не повинный телефон на самое дно сумки, хорошенько примяв его шлепанцами. Как же посмел этот болван мне позвонить после всего, что он сделал? Как у него только наглости хватило? Стоп, это не главный вопрос, главный — зачем он сделал это? Позлорадствовать? Но голос Олега был скорее растерянным, чем злорадным. Может быть, я снова ошиблась, в последнее время я уже привыкла к собственным промахам и готова была принять следующий. Чтобы спокойно поразмыслить, я уселась на первую попавшуюся лавочку возле метро, достала виноград, который везла Лелькиным ребятам, и принялась отщипывать ягодки. Еда всегда помогала мне сосредоточиться, вот так жую чего-нибудь, а мозги работают-работают. Правда, сейчас это не было столь очевидным — все мысли крутились вокруг лакомства, словно подсознание поставило защиту и запретило мне думать о моих неудачах. Но ведь они были, были! Да еще какие! И теперь важно понять, в чем я ошиблась — в любви Олега или в подозрении, что он подставил меня. Я присвистнула от собственной логики и чуть было не подавилась косточкой. А вообще-то что толку прикидывать да рассуждать?!

Я решительно набрала сотовый Олега.

— Жду тебя через полчаса, — рявкнула я в трубку почти скороговоркой, не давая ему времени ни возразить, ни продолжить беседу.

Я не успела даже умыться с дороги, когда раздался звонок в дверь. Вместо приветствия Олег протянул мне роскошный букет.

— Проходи, — благосклонно разрешила я.

— Марин, я все знаю, — скорбно возвестил он, располагаясь на кухне, — только ты зря думаешь, что это все я организовал. Ты же это мне пыталась сказать?

— Что ты знаешь? — настороженно уточнила я.

— Что тебя подставили. Я слышал разговор мамы и Уклюйко.

— Они знакомы? — От удивления я забыла дышать и резко закашлялась.

Олег осторожно постучал мне по спине, его ладонь как будто нечаянно съехала ниже. Я треснула этого молокососа букетом по затылку.

— Извини. Давай я цветы пристрою, а то стоишь с ними как монумент.

Он медленно налил в вазу воду и поставил букет.

— Не увиливай от ответа! — взвизгнула я, сгорая от нетерпения.

— Да, представь себе, они давние подруги.

— Твоя мама и Эдуард?! — выдавила я.

— Нет! Моя мама и Алла Николаевна. Ты, Мариночка, что-то не в себе, — Олег озабоченно смотрел на меня, — ты присядь…

— Так, значит, все-таки Алла, — протянула я, не обращая внимания на его последние слова.

— Да, именно Алла. Я чуть с ума не сошел, когда случайно услышал их разговор о Марине, которую они так ловко провели. Честно говоря, я въехал не сразу… Но стал подслушивать и чем дальше, тем больше офигивал!