Богиня прайм-тайма

– Говорят, вы на север собрались? – спросил один из ребят с Первого канала, пока разбирались, кто куда садится, чтобы все поместились.

– Кто говорит?

– Мне Борейко сказал. А что? Соврал?

– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.

– Мы еще точно не знаем ничего.

– Да ладно, Оль, ну что ты! Сказала бы как есть, и дело с концом!

– Да правда ничего не известно! Едет кто-то из “Аль Джазиры”, ну, и мы хотим пристроиться.

Они ей не поверили, и это было совершенно очевидно и почему-то очень обидно.

– А кто из “Аль Джазиры”?

– Масуд. Знаете?

Они переглянулись – как будто знали что-то такое, что не положено было знать Ольге, и странное предчувствие беды тоненькой струйкой вползло в мозг. Откуда?

Бомба не падает дважды в одну воронку, а сегодняшняя воронка уже занята – теми, кто выпрыгнул из “Тойоты” и “уазика” на горной дороге.

Внезапно ей очень захотелось остаться с Ники.

Так захотелось, что она стала судорожно придумывать предлог для этого. Она что-нибудь сочинила бы, если бы не эти ребята, Вадим и двое с Первого канала.

Если бы она осталась, они точно решили бы, что она истеричка и дура.

– Поехали, у нас тоже ночью перегон!

Перегоном называлась отправка через спутник видео в “Останкино”. Потом из этого материала в Москве смонтируют сюжет и покажут в новостях – все очень технологично.

Ники захлопнул за ней дверь, и, прижатая, она оказалась почти на коленях у Вадима Грохотова, который немедленно стал щипать ее за бок и дурашливо спрашивать, хорошо ли ей, приятно ли.

Ольга искренне сказала, что нет, и он, кажется, обиделся.

Почти вплотную за ними из-за блокпоста выдвинулась грязная машина неизвестной марки, и их водитель сильно крутанул руль, чтобы не сцепиться с ней бамперами.

– Идиоты, твою мать! Ну кто так ездит!

Ольга оглянулась, чтобы посмотреть, кто, и в грязной машине разглядела Масуда, того самого корреспондента “Аль Джазиры”, о котором они только что говорили.

Ничего странного или зловещего не могло быть в этом совпадении – мало ли журналистов проезжают после дневных трудов именно через этот блокпост! – но тем не менее случайная встреча показалась Ольге и зловещей, и странной.

Или это не он?..

Трудно было разглядеть как следует – ночь, темень, и лобовое стекло той машины заляпано засохшей грязью.

Обогнув шлагбаум, они кое-как выбрались на дорогу и поехали в сторону города. Грязная машина чуть приотстала и покатила за ними, взметая пыль, клубившуюся в свете мощных фар.

Впрочем, отсюда в город вела только одна дорога.

Бахрушин посмотрел верстку – в компьютере не осталось никаких следов сообщения, оставленного Храбровой неизвестным.

Бессмысленно было искать, но он все-таки поискал, даже во вчерашнюю заглянул.

Алина стояла над ним и, кажется, не дышала.

До эфира оставалось меньше часа, и ей давно пора в редакцию. Зданович нервничал – ведущая пропала! – и несколько раз звонил, пока Бахрушин равнодушным голосом не велел ему заниматься своими делами.

Зданович обиделся, но звонить перестал – все знали, когда у Бахрушина равнодушный голос, значит, дела плохи.

– Ну что, Алеш?

– Что, что! Ничего! Зачем ты сообщение удалила?!

– Ну, прости меня, ну, я дура, – быстро проговорила она. – Но я правда не могла этого видеть. В моем собственном компьютере, в программе!..

– Да, – повторил Бахрушин. – В программе.

Компьютеры “Новостей” объединялись в общую систему под звучным названием New Star, и вся редакция работала в ней. У каждого сотрудника, от самого последнего корреспондента до директора информации был некий пароль, который следовало ввести, чтобы войти в систему. Пароли жестко контролировались службой безопасности – федеральный эфир, штука ли!

Запрещено было использовать в качестве пароля дату своего рождения или, например, девичью фамилию.

Считалось, что это слишком легко.

Каждый выпуск “Новостей” готовился в New Star – редактор читал информацию, пришедшую на ленту, выбирал самую интересную и вводил в компьютер под своим номером. Чем ближе к эфиру, тем больше становилось таких сообщений. В течение дня данные несколько раз уточнялись, менялись, расширялись, и редактор корректировал их в компьютерной верстке.

После чего главный сменный редактор просматривал сообщения, оставлял два или три действительно важных и правил их сам. Потом верстку смотрел ведущий и еще раз правил “под себя” – под свой стиль ведения и особенности речи. Например, Гриша Масленников, ведущий одиннадцатичасового выпуска, терпеть не мог шипящих и свистящих, и ему как-то удавалось переписывать текст так, что в нем не было ни одной буквы “ш” или “ц”. У Храбровой не имелось никаких особенностей речи, Алина говорила, как диктор времен Анны Шиловой и Юрия Левитана, и она поправляла текст лишь слегка, делала его более красивым и звучным.

После ведущего текст еще раз, последний, смотрел Бахрушин, изменял что-то и утверждал.

Именно с этим текстом новостная бригада выходила в эфир. Некоторые особо важные сообщения сразу писали Зданович или Бахрушин, и тогда в верстке до самого эфира зияли дыры.