Меровед внезапно поднялся из машины, и сервокорпус отсоединился с шипением выравнивающегося гидравлического давления. Он что–то заметил на одном из бессчетных экранов и вокс-каналов. Меровед скинул одежду и, оставшись в одних только широких штанах, прошлепал к ведущей из зала арке.
— У меня есть другие дела.
Попав на службу к Мероведу, она не переставала составлять теории о том, кто он на самом деле. Сначала она считала его Адептус Арбитрес. Его голос, ощутимая властность, осведомленность, слова, и то, как он их произносил — все указывало на Лекс Империалис. Кроме того, Гедд пеняла на Инквизицию. Но все ее теории рассыпались, когда он поднялся из машины.
Невероятно мускулистое тело Мероведа блестело в свете. Одни только его размеры говорили о том, что он — трансчеловек, а его умственные способности выходили за рамки исключительных в некое совершенно другое измерение.
Гедд полагала, что частично своим размером он будет обязан доспехам, но тело и мышцы, которые скрывал теперь уже сброшенный плащ, состояли из плоти и крови. Он казался почти скульптурой, больше произведением искусства, нежели человеком, хотя Гедд заметила также шрамы и следы хирургических аугментаций. Часть правой ноги, участок плеча и правое запястье имели металлический отблеск.
По его коже тянулись выведенные темными чернилами буквы, длинные строчки слогов, что обвивали его руки, шею, спину и бока. Имена, догадалась она, или части имен. Среди них она заметила «Меро» и «Вед».
Гедд просто смотрела на него, не в силах отвести глаз.
— Чернила, — наконец, выдавила она. — Ты из армии?
— В некотором смысле. — Он замолчал, словно вопрос застиг его врасплох. — Хотя мы не должны были становиться солдатами. Это случилось позже.
— «Мы»?
Меровед остановился и оглянулся, так что Урсула смогла, наконец, рассмотреть его лицо.
— Своего рода братство.
Лицо, теперь уже без вокс-маски и капюшона, излучало благородство — старое, но скорее от мудрости, нежели от возраста, хотя и признаки последнего от нее не укрылись. Темная, с железной проседью, борода, обрамляла квадратный подбородок. Он был коротко подстрижен, за исключением полоски стоящих торчком волос, доходившей ему до лба и разделявшей скальп на две равных половины. Шрам под правым глазом свидетельствовал о серьезном ранении, полученным когда–то давно.
— Я что, все еще смотрю на тебя? — потрясенно проговорила Гедд.
Меровед отвернулся снова, ясно давая понять, что разговор окончен.
— Ксевс будет ждать тебя за воротами. Он проводит тебя обратно в Инорядье.
— Думаю, я и сама найду дорогу.
— Нет, не найдешь, — сказал Меровед, ступив под арку и растворившись в тенях.
Девятая глава
Хезме вела, по ее мнению, самую обычную жизнь. Она трудилась в инфостеках западных районов скрипториума-примус, собирая данные переписей населения, купеческих квот и учета воинской десятины. Работа была нелегкой, и хотя ей не доводилось проводить целые смены, сгибая металл для фюзеляжей в факторуме, либо считать раскаленные, только что из домны, гильзы на пулевой ферме, у нее хватало шрамов. Ветхие листы писчей бумаги, извергаемые из ртов вычислительных сервиторов, регулярно резали ей пальцы. Все было так плохо, что ей пришлось бинтовать себе руки, словно прокаженной. А от таскания кип записей на твердых носителях через все стеки ей так ломило кости, что иногда казалось, будто тяжелый ручной труд и то проще.
Она так и не вышла замуж и не завела детей. Хезме жила одна и имела умеренный доход, исходящий от умеренных ожиданий. Она полагала, что умрет в стеках или в своем прибранном, но убогом жилом блоке. Она была набожной. Хезме боялась всего странного, чуждого, ведьм и еретиков, и льнула к Имперскому Кредо, как младенец к материнской груди. Подвеска в виде аквилы Императора Восходящего была одним из немногих украшений, которые она себе могла позволить, и она преклоняла колени пред его славой на рассвете и закате каждого дня.
Но, глубоко внутри, ей хотелось большего. Набожность должна вознаграждаться. Ксенофобия и нетерпимость нуждались в одобрении. Для того чтобы ненавидеть, чтобы бояться
Она услышала о священнике по тайным каналам, через перешептывания и молву. Кое–кто называл его миссионером, прибывшим говорить о воле Императора и вести неверующих обратно к Его свету. Найти его было непросто. В конце это он нашел ее. Когда она брела по нижней трассе Ворганта в сторону западной промежуточной маглев-станции, путь ей преградила фигура в темно-красном облачении с умудренным годами лицом.
Его обаяние, его непоколебимая вера в Императора человечества покорила Хезме. После этой встречи она уже не вернулась в скрипториум-примус. Скиталец, как его называли остальные, изменил ее жизнь. Подле него она ощущала тепло, и удовлетворение, о нехватке которого до знакомства с ним она даже не догадывалась.