– Да, Адриан достаточно умен и достаточно честен, – согласился Серторий, – Но что из того? Один принцепс может быть умен и честен. Ну два могут, даже три. А десять? Нет, никогда. Тем более десять подряд. Так что не будем о принцепсах. Лучше займемся книгами. Книга может быть хороша сама по себе. Одна, в единственном числе. Все остальные пусть будут дрянью. Блеска одной они не затмят.
Виночерпий наполнил наши чаши. Вечер был тих и светел. Приятно говорить о книгах в такой вечер.
– Книги пишут в основном о принцепсах, – сказал Марк раздраженно. Возможно, рана его беспокоила.
– Что мешает тебе сочинить нечто особенное, отличное от того, что ныне популярно? Я предлагаю всем вместе сочинить какую-нибудь занятную книжку. Только не сатиру. – Серторий болтал первое, что приходило в голову. По крови он грек и склонен к фантазиям.
– Терпеть не могу сатир. – Я не говорил тогда этой фразы, но теперь не удержался и вставил ее в текст. – Завидую иногда старику Гомеру. Из его поэм вырос целый мир. Они определяли дух Греции.
– Нет, Гомер сейчас не подойдет. Кого устроит герой, крушащий скулы? – покачал головой Серторий. – Все жаждут искупления и прощения. Ищут страдания. Да, да, ищут страдания, сознавая несовершенство этого мира. Я бы хотел написать историю бродячего философа, который ищет страдания.
– Описывать фанатика, невнятно бормочущего свои поучения, грязного, с нечесанной бородой, от которого воняет потом, в пыльном хитоне – нет, увольте, друзья, я этим заниматься не собираюсь. – В первый момент мне совершенно не понравилась идея Сертория.
– Почему фанатик, почему бормочет и почему грязный? – с улыбкой спросила Береника. Сегодня она выбрала для губ краску лилового оттенка. Это означало, что сегодня она будет дерзкой. – Он будет смелым, красивым, уверенным в себе. Да, да, он должен все время повторять: «Радуйтесь, что я с вами. Цените время, пока я с вами…» Он придет в дом, а ноги ему омоют не водой, а мирром. По-моему, неплохо. Бродяга, которому ноги омывают мирром. На нем будет драный хитон и в то же время все будут смотреть на него как на царя, – произнесла она мечтательно. – Или как на бога. Или сына бога… И сам он будет взирать на других, как бог. Без презрения, но все равно как бог. Герой – вот что дает бессмертие сочинению. Если читатель влюбляется в твоего героя, если плачет, когда тот умирает – значит ты сделал нечто замечательное.
– Ты рассуждаешь по-женски.