Боги слепнут

Дождь залил остатки погребального костра. Кости Руфина не успели сгореть, и их пришлось ломать, чтобы сложить в погребальную урну. А дождь все шёл и шёл. Пурпур сделался тяжёл и чёрен, шерстяные тоги ледяными доспехами льнули к телу. Динамики внезапно онемели. Сделалось очень тихо, и только шум дождя наполнял Вечный город. Шум дождя и шум шагов. Ни крика, ни даже шёпота. Дождь загонял людей в дома, каждого в свою нору. Вместе с мокрой одеждой и мокрыми сандалиями к очагу ложились чёрными псами Печаль и Тревога. Никто не знал, что принесёт завтрашний день. Прежде над Римом была простёрта охранительная рука. Теперь она исчезла. Дождь лил и лил. Вечный город будто вымер. Лишь немногочисленные авто, вздымая фонтаны брызг, сновали по безлюдным улицам, и жёлтые их огни лишь усиливали тревогу.

Ариетта смотрела из окна на залитый водою сад. Хорошо, что она не пошла на похороны. Хорошо сидеть в тёплой комнате, вертеть в пальцах стило и чиркать бумагу. В конце концов, какое ей дело до того, кто правит Римом? Куда больше её занимает отзыв «ценителя», начертанный красивым почерком на первой странице её книжки.

Гимп плескался в ванной и что-то напевал. М-да, с его голосом не поступишь в Одеон[14]. А жаль…

* * *

Дождь кончился часам к четырём. Но вода ещё шумела в водостоках, ещё стекала с крыш. И тучи по-прежнему нависали над Римом.

– Я должен пойти на похороны Руфина, – сказал Гимп.

Он был в тёмной траурной тоге из некрашеной шерсти. И где он её только раздобыл? Заказал заранее?

«На мои деньги», – отметила про себя Ариетта.

– Костёр уже потух? – спросил Гимп.

– Радио молчит с полудня.

– Проводи меня, – попросил Гимп.

– Тебе так надо идти?

– Я – гений Империи, – напомнил он. – Сегодня хоронят императора.

Они вышли на улицу. Чёрный пёс, обливающий угол фундамента, рассерженно гавкнул и устремился к ним огромными прыжками. Почуял гения, собака…

Гимп, услышав злобный рык, предостерегающе поднял руку.

Пёс послушно приник к земле, заскулил и пополз назад, царапая когтями мостовую.

– Теперь пошли скорее, – сказал Гимп и стиснул плечо Ариетты. – И будь внимательна.

Фонари уже горели. Но как-то тускло. Лиловый свет струился через силу. Почему-то отражения в лужах были гораздо ярче, желтее, злее. Когда Ариетта и Гимп проходили, отражения выскакивали из одной лужи и спешно шлёпались в соседнюю, и плыли за людьми, постепенно отставая. Стихи о лужах писать просто – отражения притягательны для поэтов.

Отражённый свет луны манит, а блеск солнца… Блеск солнца…

Ариетта задумалась о свете и рифмах и не заметила ловушки. Вернее, она проскочила, а её слепой спутник угодил в разинутую пасть двумя ногами. Гимп рванулся и чуть не упал. Ноги его по щиколотку были погружены в непроницаемую черноту. Лужа, в которую он угодил, казалась густой и… немного выпуклой.

– Мы вляпались по уши! – закричал Гимп. Ариетта невольно передёрнулась.

Голос гения был как наждак.

– Только ты.

– Ах, вот как! Приятно слышать, что тебе повезло. Скажи на милость, зачем мне тогда проводник? Так вляпаться я могу и без твоей помощи.

Его упрёки были справедливы. Но от этого ничего не менялось. Ловушка держала его мёртвой хваткой. Чёрная лужа вокруг ног морщилась от усилия, но отпускать не собиралась.

– Я побуду здесь. Не знаю, долго ли выдержу. Но пока я с тобой, – пообещала Ариетта.

– Зачем? – Гимп поднял голову. Незрячие глаза смотрели в чёрное небо без звёзд. Фонари столпились вокруг. В той луже, где стоял Гимп, не плавало ни одного отражения.

– Я буду читать тебе стихи, пока ОНИ не придут…

– А потом?

– Потом не знаю. Наверное, убегу. Может быть даже раньше убегу. Я ещё не знаю, насколько я смелая.

– Так не пойдёт.

Гимп вынул из кармана какой-то кругляк.

– Подожги. – он протянул ей зажигалку.

Она не позволила себе догадаться, что это такое. Руки дрожали. Только с третьего раза синий тщедушный огонёк прилепился к поросячьему хвостику, торчащему из кругляка.

– Отойди. Когда жахнет – вернёшься, дотащишь меня до дома.

Фитиль, шипя, обгорал… Огонёк подобрался уже к самому кругляку.

Свободной рукой Гимп снял с себя пояс и отдал Ариетте.

– Ноги перетяни ремнём… А то кровью истеку.

– А если не успею? Если они раньше… Он не ответил – бросил взрывчатку себе под ноги.