— Обрати внимание на несколько моментов. Первый: какой должна быть настоящая, подлинная демократия, если её так можно назвать, а не то, что у нас сейчас выдаётся за всеобщее равноправие? Нынешняя демократия начинается и заканчивается выборами. А дальше хоть трава не расти. Кого выбрали — тот нас и нагибает. Гитлера, кстати, тоже выбрали демократическим путём. Ефремов смотрел дальше, в путь развития демократии, который основывается на личной ответственности человека перед обществом. И первые зачатки такой демократии, нужно признать, зародились в СССР. При такой демократии хорошо, именно хорошо, а не сносно, живётся всем, а не сотне в журнале «Форбс». Фактически, «Туманность Андромеды» есть удар по мещанству, по стяжательству, по накопительству. И особенно это сильнейший удар по псевдодемократической власти. И Хрущёв, и Брежнев, и Андропов, и, уж тем более, Черненко, хорошо видели, против кого написан прочитанный мной отрывок. Против них! Измождённых, отуплённых возрастом и десятилетиями сидения на чиновничьих стульях, больных стариков. Обрати внимание: Дар Ветер, по всем меркам, молодой мужчина, в самом расцвете сил, влюблённый, одухотворённый, жаждущий нового. И он, этот молодой человек, вдруг отказывается… Заметь: САМ! Отказывается от занимаемого поста, который по своему положению в сотни, в миллион раз превышает положение Генерального секретаря пусть даже и такой большой страны, как СССР. Он, руководитель всевселенского масштаба, отказывается от беспредельной власти! Где ему подчинялись все. Где он имел всё, что желал. От власти, которая позволяла делать всё, что вздумается. Ты можешь себе представить, чтобы от такой власти сам, лично, кто-нибудь отказался в наше время? Да они глотку будут рвать друг другу, лишь бы стать первым и сунуть своё рыло в самую лучшую кормушку. А рядом пристроить своих сородичей. А остатки кинуть толпе: жрите. Хрущёв, Брежнев и другие не захотели отказаться от власти. Результат всем известен. Но этого мало. Это ждёт и все другие страны. Потому, как люди, как были, так и остаются жадными, эгоистичными индивидуумами, которых интересуют только они сами, своя кормушка и свои блага. Ефремов понимал: жадность и эгоизм убивают человечество. Убивают тем, что развращают общество, подменяя собой истинные ценности. В развращённом обществе нет законов чести, любви, равенства. Есть только один закон: закон денег. И он оправдывает всё! Если у тебя есть деньги — ты человек. Если их нет — ты ничтожество. Советский Союз был первым, пробным, шагом к будущему. Скажешь, неудачным? Да, неудачным. Как и все первые шаги и опыты. И, тем не менее, он дал свой результат. Послевоенный мир Европы и Америки настолько испугался нового общественного строя, что был вынужден полностью поменять всю свою внутреннюю экономическую политику, лишь бы только хоть как-то стабилизировать обстановку и не получить повторение семнадцатого года. Ведь до появления СССР на Западе никто и никогда не задумывался над мелким и средним бизнесом. Так что, все мелкие лавочники и предприниматели Германии, Франции, Штатов должны быть благодарны, в первую очередь, именно Советскому Союзу. Парадокс, но факт. Кстати, во всей трилогии, «Туманность Андромеды», «Сердце змеи» и «Час быка» Ефремов чётко определил, что до того, светлого будущего, человечество пройдёт, как минимум, четыре стадии развития общества. Не государств, а именно общества. И с каждой стадией из человека будет выхолащиваться нечто негативное, с каждой стадией он будет всё более и более расти над собой в духовном, моральном плане. Повторюсь, первая стадия уже была. СССР. Мы впервые попробовали жить в действительно новых условиях: от частного к общественному. Не получилось. А разве у Наталки сразу получилось ходить? Или она сразу начала говорить? Наше общество ещё находится на четвереньках, если сравнивать с развитием человека. Мы только — только начали подниматься с колен, когда освободились от рабства. Правда, освободились ли мы от него, это ещё вопрос. Но, ясно одно: ходить точно не научились.
Телефонный звонок встряхнул Женьку:
— Пап, секунду. — Взял сотовый в руку. На дисплее высветился незнакомый номер. Причём, первая цифра показывала, что звонили из-за рубежа. Михайловский — младший поднёс трубку к уху:
— Алло?
— Хэллоу. — Донёсся из мембраны незнакомый мужской голос. — Мистер Михайловский?
— Ну, что, ящер? Готов?
Ол приподнял голову, посмотрел на расположившуюся напротив Нию. Та, утонув в жёстком кресле, уже перепоясалась ремнями безопасности, и теперь, сквозь щель в гермошлеме, как-то странно — неуверенно оглядывалась по сторонам.
— Можно сказать и так.
Ниа слегка склонилась в сторону доктора:
— Волнуешься?
— А ты?
— Не знаю. — Честно призналась девушка. — Странное чувство. С одной стороны радость, с другой… Волнение, что ли.
Ол заметил в глазах девушки испуг.
— Ты что? — Док, насколько позволяли пояса безопасности, наклонился к Ние. — Это же только лифт.